ГРУ в годы великой отечественной войны. Герои невидимого фронта

Не доезжая двух километров до Люблина, мы нагнали колонну людей в арестантской одежде. Это были тени людей, живые скелеты. Многих вели под руки более выносливые товарищи. Часть из них, совсем ослабевших, везли на повозках. Шли только что освобожденные советскими войсками узники лагеря уничтожения Майданек, мимо которого мы проезжали. Несколько тысяч их немцы не успели уничтожить перед уходом из лагеря, так стремительно наступали наши части, и этих полумертвых людей везли и переводили в госпитали.

Мы заехали в лагерь. Немецкие фабрики уничтожения людей были достаточно известны советским людям к этому времени. Но то, что мы увидели, буквально потрясло нас, успевших за время войны повидать многое.

Еще теплые печи-крематории с несгоревшими трупами. Почва вокруг печей на десятки сантиметров была покрыта пеплом и крошкой из раздробленных костей сожженных людей; газовые камеры, наполненные трупами, склады с горами ботинок различных размеров — от детских до солдатских; сотни прессованных тюков с женскими волосами. Всюду трупы — в многочисленных бараках, «лазарете», на аппельплаце. Палачи не успели замести свои следы и скрыть преступления, творимые в течение нескольких лет. Всего, как говорили местные жители, в Майданеке было уничтожено около 1,5 млн. поляков, русских, евреев, чехов, французов и представителей других национальностей. В последующем эту цифру несколько раз уменьшали, но она оставалась астрономической.

Шесть человек из состава охраны лагеря удалось захватить в плен, и их передали для суда представителям Войска Польского. Открытое судебное разбирательство над убийцами тысяч беззащитных жертв состоялось через короткий промежуток времени в люблинском доме жолнежа (солдата). Нам довелось присутствовать на этом процессе.

Ненависть жителей Люблина к лагерной администрации была так сильна, что для конвоирования эсэсовцев из тюремного замка на суд потребовалось наряжать целую роту солдат, которые вынуждены были стрелять в воздух, чтобы сдержать напор большого количества людей, пытавшихся расправиться с охранниками без суда. Ярость люблинцев была понятна. Почти каждая семья в городе имела погибших в Майданеке. Рассказывали, что при выводе заключенных на непосильные работы многие падали от изнеможения. Их пристреливали или забивали прикладами. Вместо убитых, для пополнения убыли, по пути хватали первых попавшихся поляков и включали в колонну узников, не обращая внимания на то, что у схваченных прохожих имелись установленные немецкими властями документы. Аргумент был один: «Все поляки — преступники и враги великой Германии. Чем они скорее будут уничтожены, тем лучше».

Суд над палачами Майданека продолжался несколько дней и вскрыл чудовищную картину планового, массового уничтожения людей не только в этом лагере, но и в ряде других мест на оккупированной немцами территории и собственно в Германии. Один из подсудимых, уже пожилой шарфюрер, ранее принимал участие в уничтожении многих тысяч евреев в Киеве. На вопрос прокурора, были ли в числе убитых женщины, дети и старики, охранник отвечал утвердительно, но, по его мнению, все они являлись неполноценными людьми и представляли безусловную опасность для рейха.

Как было установлено, каждый из подсудимых лично уничтожил многие сотни заключенных, делая это по собственной инициативе. Их топили в бассейне, заталкивая вилами под воду, использовали в качестве мишеней, травили собаками, убивали дубинками. Каждый охранник был вправе казнить и миловать, но последним правом никто из этих извергов не пользовался.

Волнующими были выступления свидетелей обвинения, бывших заключенных лагеря, освобожденных буквально за несколько минут до смерти. Один из них за день до прибытия наших войск, не выдержав ужасов лагерного существования, пытался покончить жизнь самоубийством, перерезав горло отточенным куском железа. Но у него не хватило сил, и он лишь нанес себе страшную рану. Товарищи спрятали его в «лазарете», где он и пробыл до освобождения. Жизнь этого человека была спасена, и он присутствовал на суде. Говорить он не мог, но один вид его красноречиво свидетельствовал не только против данных преступников, но и против всей системы фашистского изуверства.

Суд приговорил всех палачей к повешению. Один из приговоренных сумел покончить с собою в тюрьме.

Остальные были повешены публично на аппельплаце в Майданеке — лагере, где они совершали свои преступления.

К месту казни собралось несколько сотен тысяч жителей окрестных городов и сел, и, когда солдат Войска Польского надел стоявшим на грузовой автомашине преступникам петли на шеи и грузовик медленно отъехал, оставив их извиваться в предсмертных конвульсиях, раздались бурные аплодисменты. Зрители кричали «ура», бросали вверх шапки. Люди выражали свое удовлетворение справедливым возмездием.