Грубая обработка (сборник)

Он успел в Кимберли вовремя. Молодой констебль сидел на бордюре тротуара, держа каску между ног, а женщина, угощавшая Пателя кофе с коньяком, протирала порез на его лбу ватным тампоном с перекисью водорода.

– Что здесь произошло, черт побери?

– О, этот бедный мальчик…

– Он достаточно взрослый, чтобы отвечать самому, – прервал ее Резник. – Ну?

– Извините, сэр. Он, должно быть, забрался внутрь сзади.

– Кто?

– Моррисон, сэр. По крайней мере, я так думаю.

– Как он мог забраться туда?

– В двери есть окошко, сэр, в которое можно просунуть руку, а ключ, видимо, был вставлен в замочную скважину изнутри.

– И вы не видели и не слышали его?

– Только когда он уже был внутри, сэр. Видите ли… – он осторожно взглянул на женщину, закреплявшую куском пластыря вату на ранке, – я немного отвлекся.

– То есть?

– Всего лишь на чашку чая и кусочек сыра, – вмешалась женщина.

– Это заняло не больше пяти минут, сэр.

– А потом, наверное, еще и отдохнули?

– Не будьте таким суровым к парню.

– По крайней мере, – продолжал Резник, – времени было достаточно, чтобы Диана Виллс пришла и ушла.

– Сэр, я так не думаю…

– «Не думаю» – это точно. Откуда мы знаем, что она сейчас не там, с ним? А?

Констебль с несчастным видом разглядывал верхушку своего шлема. – Мы не знаем, сэр.

– Вот именно.

– Но никаких криков не было, сэр. Ничего такого.

– А что было?

– Звуки, будто что-то ломают, сэр. Бросаются вещами.

– Похоже, одну или две бросили в вас.

– Бедный ягненочек… – начала женщина, но выражение лица Резника заставило ее замолчать.

– Я просунул голову в окошко в двери, сэр. Кричал, чтобы он выходил.

Резник медленно покачал головой, скорее жалея парня, чем сердясь.

– Вы сообщили о случившемся?

– Да, сэр. Они сказали, что кто-то уже в пути.

– Это был я, – кивнул Резник и повернулся в сторону дома. – Если с вами кончили нянчиться, пойдемте посмотрим, что там происходит.

– Он еще внутри. – Человек в фуражке наблюдал за происходящим, стоя за забором позади дома.

Резник благодарно кивнул и прошел на задний двор. В окнах комнаты и кухни не было никаких признаков жизни, но на полу в комнате валялись разбросанные листы из альбома с газетными вырезками. Фотографии небрежной кучкой валялись на столе. Осколки вазы, вероятно, той, что попала в лоб констеблю, лежали на каменных плитках кухни.

– Мистер Моррисон?

Стояла настораживающая тишина, которую лишь изредка нарушали лай собаки на улице и шум проезжавших машин.

– Майкл Моррисон? Это инспектор-детектив Резник. Мы разговаривали с вами вчера. – Молчание. – Почему бы вам не открыть дверь и не дать нам возможность войти?

Никакого ответа.

– Идите кругом и следите за передней частью дома, – тихо приказал Резник констеблю.

Сам он просунул руку через разбитое стекло и попробовал открыть дверь. Двери не давала открыться верхняя задвижка, но ему удалось дотянуться до нее указательным и большим пальцами и сдвинуть. Фарфоровые черепки слегка хрустнули под ногами. В комнате стоял запах затхлости. Резник подумал, что каменные плитки, видимо, уложены прямо на земляной пол, отсюда и сырость, и запах затхлости.

– Майкл!

Наклонившись над газетными вырезками, наклеенными в альбом, а теперь вырванными вместе с листами, он увидел также билеты на пантомиму, программку из Луна-парка, фотографии мужчины, женщины и маленького ребенка: Майкла, Дианы и Эмили.

– Майкл Моррисон!

Следующая комната была уютной, но темной. Сидя в кресле, можно было дотянуться рукой до любой из стен, настолько она была мала. Сквозь стекло через тюлевую занавеску на Резника смотрело обеспокоенное лицо констебля с прилипшими к козырьку каски нелепыми концами лейкопластыря.

Ковровая дорожка на лестнице была протерта почти до дыр.

– Майкл, это инспектор Резник. Я поднимаюсь наверх. Моррисон был в спальне. Он сидел спиной к стене между двумя кроватями. Как понял Резник, кровать у окна принадлежала Диане, около нее стояла фанерованная тумбочка с будильником, двумя кружками и книгами: одна, в бумажном переплете, о стрессе, другая, в блестящей цветной обложке, о самоутверждении. На второй кровати около подушек куча мягких игрушечных зверюшек, в ногах лежала подушка с вышитой разноцветными нитками кошкой. На кресле с прямой высокой спинкой лежали тоненькие книжечки с красивыми обложками: «Мишки-игрушки, от 1 до 10», «Невидимый мешок Морриса». На обеих кроватях также были разбросаны страницы, вырванные из альбомов и тетрадей с наклеенными вырезками из газет, которые Майкл Моррисон принес снизу. Он сидел в окружении семьи, разорванной на куски. Своей первой семьи. На Резника он даже не поднял глаз. Между коленями он крепко сжал наполовину опорожненную бутылку виски. – Майкл.

Глаза поднялись к нему, но взгляд тут же метнулся в сторону. В левой руне Моррисона была кукла с плоским лицом и похожими на солому волосами, в полосатом, желтом с красным, платье.

– Майкл.

В правой он держал хлебный нож с волнистой режущей кромкой.

Резник осторожно, чтобы не напугать и не привлечь внимания к своим рукам, наклонился к нему.

– Это моя вина, – неожиданно произнес Моррисон.

– Нет. – Резник покачал головой.

– Моя вина!

– Нет!