Грубая обработка (сборник)

Он дожидался ее в дверях какого-то дома по другую сторону широкой пешеходной улицы. Сара болтала с двумя другими девушками, одна из них уже с сигаретой в руке, другая прикуривала от зажигалки, продолжая разговор. Рей уже начал проявлять беспокойство и переступать с ноги на ногу, но они повернулись и пошли в сторону города, взявшись за руки. Сара подождала некоторое время и заметила присутствие Рея только тогда, когда он вышел из подъезда дома и направился к ней, засунув руки в карманы.

– Что хорошего? – спросил он.

– Ничего. А что?

Рей презрительно фыркнул и пожал плечами. Они стояли близко друг к другу, но смотрели в противоположные стороны. Мимо проходили толпы людей. От станции двигались группы молодежи, приехавшей на поезде из пригорода и близлежащих маленьких городов. Субботний вечер.

– Что ты хотела бы делать?

– Я не знаю.

Еще несколько минут размышлений. Паренек лет пятнадцати, которого толкнули его приятели, врезался в Рея. Рей повернулся и со злобой сказал:

– Смотри, куда, черт подери, идешь!

Паренек попятился, попытался превратить это в шутку, засмеявшись: «Извини, друг, извини», но в глазах его был виден страх. Приятели окружили его и увели от греха подальше.

– Рей, почему ты так поступил? Это же было сделано нечаянно.

– Не позволю, чтобы меня кто-то пихал, – заявил Рей. – Ублюдок! Он должен смотреть, куда идет, черт его возьми.

«Что представляет собой этот мальчик? – спрашивала мать Сары. – Ты не рассказываешь нам о нем».

– Ты хочешь есть? – спросил Рей.

Сара смотрела на магазин с видеокассетами, в витрине которого были выставлены рекламные плакаты о новом альбоме Джорджа Майкла. Может быть, она купит его до конца недели, если хватит денег.

– Нет, – сказала она, – не особенно. – Тогда пойдем. – Рей пошел вперед.

Первый этаж ресторана был уже заполнен посетителями. Официанты спрашивали новоприбывших, не возражают ли они сидеть наверху или же предпочтут прийти снова через час или полтора. Патель и Алисон сидели в углу, за дверью, по соседству с двумя парами, которые фамильярно поздоровались с хозяином заведения и на протяжении всего времени продолжали громко разговаривать, рассуждая об остроте карри, будущих зимних каникулах и всяких других пустяках.

– Я смущаю вас, не правда ли? – улыбнулась Алисон, поддевая ложкой маринованный лимон.

– Вы? Нет, я не вижу каким образом. – Патель покачал головой.

– Тем, что надела это. – Она посмотрела на свой жакет ажурной вязки. Он давал возможность заметить, что она не надела бюстгальтер. Жакет кремового цвета был надет поверх юбки-брюк малинового цвета из бархата. На Пателе были темно-серые брюки, коричневые кожаные ботинки, рубашка с галстуком и пиджак винного цвета. Он старался не смотреть на Алисон каждый раз, когда она нагибалась над чашей с маринованными деликатесами.

– Совсем нет, – заверил он ее. Алисон засмеялась.

– Девушки на работе сказали, что вы один раз глянете и убежите за милю. Или арестуете меня за оскорбление общественной нравственности.

Настала очередь улыбаться Пателю: по стандартам нормального города для субботы она была одета довольно консервативно.

– Вы арестовали кого-то, не правда ли? Это передавали в программе новостей.

– Да, правильно. За убийство маленькой девочки.

– Я думала, их было две, – заметила Алисон. – Две девочки.

Официант, проскальзывая между столами, принес их порции цыпленка «тикка» и «шами-кебаб».

– До сих пор его обвиняли, я думаю, только в первом убийстве. Я не знаю относительно второго.

– Но он совершил его?

Патель кивнул в знак благодарности официанту и заметил, что их шумливые соседи за следующим столом внезапно замолчали и стали прислушиваться.

– Я не знаю, – сказал Патель. – Я, фактически, не привлекался к этому делу. Посмотрите на цыпленка, вам принесли такую порцию, что вы никогда не сможете справиться с ней.

Стивен Шепперд лежал на простом тонком матрасе в полицейской камере. Это был мучительно длинный период восьмичасового отдыха, когда тебя никто ни о чем не спрашивает, никуда тебя не везут, никто к тебе не пристает. Всякий раз, когда дежурный офицер заглядывал в дверь, Шепперд свертывался под одеялом, делая вид, что ему помешали спать.

– Угрызения совести, Чарли, вот как называется то, что он чувствует.

Резник вздохнул. Едва проснувшись, он стал думать о новом ковре Шеппердов, и вот его мозг продолжает эту работу уже почти шестнадцать часов.

– О да, угрызений совести целый мешок, но все равно он не бросает попыток отвести от себя вину.

– Что вы хотите сказать?

– «Вы знаете, такая красивая, такая хорошенькая, я не мог удержать себя, чтобы не касаться ее. А как она улыбалась, совсем не тан, как улыбаются маленькие дети. Всегда улыбалась, прильнув к моей руке». Как если бы она подстрекала его. – Дрожь прошла по телу Резника, и он ударил кулаком по краю стола Скелтона. – Пытается сделать из нее соучастницу. Девочку шести лет! В какую безумную голову могут прийти подобные мысли?