Груда камней

– Вы заметите, что большую часть мебели мы уже убрали. Разумеется, ваш дядя завещал самые ценные вещи семинарии, а некоторые с самого начала принадлежали нам. – Он указал на длинный, составленный от руки список имущества, переданный мне ранее; пока у меня не было возможности его изучить. – Можете взять с собой все остальное или распорядиться вывезти на свалку. Мы пытались связаться с его дочерью, но тщетно, так что вынуждены настаивать, чтобы, находясь здесь, вы выполнили все необходимые формальности.

– Хорошо. – После этих слов священника мыслями моими вдруг полностью завладела Серафина. Интересно, где она? – А что с дядиной документацией?

– В доме. Опять же, мы просим вас взять с собой то, что хотите, а остальное будет сожжено.

Он открыл дверь в кабинет и щелкнул выключателем. Комната была совершенно пуста, лишь квадратные следы на обоях от висевших некогда картин и отпечатки на линолеуме в местах, где раньше стояли дядины стол, стул, бюро и другая мебель. Сырость пошла от пола вверх и уже добралась до середины одной из стен.

– Как я упоминал, большинство комнат пусты, – сказал отец Хеннер. – Все перенесли в кухню, кроме, разумеется, комнаты вашей дорогой тетушки. Ваш дядя оставил ее нетронутой, как было при ее жизни.

Белла прошла до конца короткого коридора и теперь стояла рядом с дверью в комнату тети Алви. Отец Хеннер кивнул, и она нажала на дверную ручку. Меня охватило неожиданно сильное желание поскорее убежать, в страхе, что тетушка все еще там, ожидает меня и каким-то неизведанным образом выскочит оттуда, едва дверь откроется.

– Желаю вам спокойной ночи и да благословит вас Бог, – сказал отец Хеннер, направляясь к входной двери. – Если возникнут вопросы, завтра я весь день буду у себя в кабинете. В противном случае перед отъездом оставьте ключ от дома у секретаря.

– Отец, пока вы не ушли… Где нам переночевать?

– Разве вы не позаботились об этом заранее?

– Да, через контору Чемберлена, – сказала Белла.

– Чемберлена?

– В Сеньории.

– Я ничего об этом не знаю, – сказал отец Хеннер, нахмурившись. Он открыл дверь, и его черная ряса затрепыхалась от внезапно налетевшего ветра. – Разумеется, вы можете переночевать здесь.

– Чемберлен забронировал для нас на ночь гостевые комнаты. Под гарантии Сеньории.

Отец Хеннер покачал головой.

– В семинарии? Исключено. У нас не предусмотрены удобства для женщин.

Белла вопросительно взглянула на меня. При мысли о том, чтобы провести здесь ночь, меня прошиб холодный пот.

– Возможно, поблизости есть гостиница или какой-то дом, где…

– А кровати здесь есть? – спросила Белла, толкнув дверь в комнату тети Алви и заглядывая внутрь. Ширма тети по-прежнему стояла там, образуя подобие небольшого предбанника и скрывая комнату от посторонних глаз.

Отец Хеннер уже вышел в продуваемую всеми ветрами темноту.

– Вам придется как-то самим устроиться, – сказал напоследок он. – Всего лишь на одну ночь. Да поможет вам Бог.

Дверь за ним со стуком захлопнулась, и наступила тишина. Каменные стены приглушали завывание ветра, по крайней мере, пока мы стояли в коридоре, вдали от окон.

– Что будем делать? – спросила Белла. – Спать на полу?

– Давай посмотрим, что здесь еще осталось.

И мы вошли в комнату моей дорогой тетушки Алви.

Потолочный свет располагался за ширмой, так что сначала нам пришлось продвигаться в потемках. В какой-то момент мы наткнулись на две пачки старых документов, подготовленных для меня кем-то из семинарии. Завтра придется как следует их изучить. Верхние листы были покрыты слоем пыли. Стоявшая подле меня Белла отодвинула ширму, и нашему взору предстала остальная часть комнаты. Узкая двуспальная кровать – ложе болеющей тети Алви – по-прежнему затмевала собой весь остальной интерьер.

В комнате также находились чайные ящики, у стены стояли два дополнительных стула, на столе у окна были небрежно разбросаны книги, на каминной полке лежали пустые рамы от картин… но кровать с пышными подушками однозначно являлась центральным элементом комнаты. На тумбочке в ее изголовье стояли старые пыльные пузырьки с лекарствами, записная книжка, кружевной носовой платок, телефон и бутылочка, в которой некогда находилась лавандовая вода. Все, как в моих воспоминаниях. Все эти вещи остались нетронутыми после ее смерти. Так долго. Дядя Торм ничего здесь не менял.

В комнате до сих пор чувствовалось присутствие тети Алви, хотя ее физическая оболочка была уже далеко.

Казалось, что можно почувствовать ее запах, увидеть ее, услышать. На стене над кроватью, за медными прутьями изголовья, на потемневших от времени обоях виднелись два более темных пятна. Мне вспомнилось, что тетя Алви имела привычку вытягивать руки вверх и хвататься за эти прутья, возможно, чтобы было легче перетерпеть боль. За долгие годы ее руки оставили две отметины.

В окнах черными квадратами зияла ночь. Белла задернула дохнувшие пылью занавески. Вновь стал слышен ветер, и мне пришло в голову, что тетя Алви слушала этот звук каждую ночь и каждый день.

– По крайней мере, здесь есть кровать, – сказала Белла.