Grunedaal

Однажды я нашел поселение Вневременных.

Это была замкнутая община в небольшом лесу, сразу за мостом, что связывает сообщество Нелебан с городом Тальбиганом. Жители ее встретили меня враждебно: нечего было и говорить о том, что я историк и ищу места для созидания нового полотна. Вневременных было не много: шестнадцать мужчин, двадцать женщин и пол сотни ребятишек. Вероятно, они очень давно видели кого-то, кто пришел из внешнего мира и не был похож на них. Мужчины схватили в руки косы, женщины спрятали детей в низеньких домах и деревушка опустела буквально за считанные мгновения. Будучи магистром Школы, я был наслышан о Вневременных, но никогда их воочию не видел. Время от времени часть людей покидала города и сообщества, и уходила в дикие места, чтобы жить там независимо, подчиняясь порядку одних сезонов. Их называли Вневременными: эти странные люди отрицали Историю и какую-либо власть, установленную традицией. Тем они протестовали против всякого насилия, - как законного, так и преступного, коего еще много в Изученном мире. Они не вели счет дням, они не ведали хроник и правления, они не верили в предрасположенность всех вещей и в общие закономерности мира. Вневременные отгораживались от всего покинутого ими стеной, которая была гораздо толще каменной стены Школы Перинана, - стеной полного отчуждения. Простая бесхитростная жизнь среди девственной природы и безлюдья, что течет неторопливо и безмолвно среди вещей и птиц, - иногда я подумывал об этом в минуты большого отчаяния. Но отчаяние проходило, а знание оставалось: эти люди были лишены всего, что было в Изученном мире. Изгои-затворники, - с ними не торговали купцы, с ними не общались крестьяне из ближних селений, к ним не приходили жестокие сборщики налогов, обличенные невидимой властью. Вряд ли в общинах Вневременных нашлись бы старосты, судьи, стражники, не говоря уже о таких, как я...

Я не стал испытывать судьбу, - темное божество, питающееся суевериями Незнающих, - я прошел мимо селения Вневременных и не разу не обернулся. Но я чувствовал как недоверчивые мужские глаза жгли мне затылок. Словно они выискивали непонятные, и от того чуждые им мысли, сеющие семена растерянности... Мужчины, женщины и дети, - они не имели имен в традиционном понимании этого слова. Скорее, это были неприхотливые прозвища, связанные с их незатейливой нежностью. Вневременными их называли только люди Изученного мира... Ощущая замершую за собой общину, я вышагивал равномерно по тропе и посохом сбивал зрелые семена трав. Птица в небе спросила у меня: "Йорвен, куда лежит твой путь?" И тогда я заплакал...

Странствуя по дорогам и тропам Изученного мира, я познавал одиночество и вкушал его плоды. Иногда я находил их задумчиво сладкими. Иногда они были удручающе горькими и я сглатывал внутреннюю горечь случайной песней из литургики, пришедшей мне на ум. Деревья и кусты слушали славословия Матери-Истории и кивали в такт своими ветвями: я не знал, нравятся ли им эти песни, или просто ветер - еще один одиночка - заигрывает со мной...