Grunedaal

Эта интермедия повторялась восемь раз и восемь раз я "клялся" именем неведомого мне безумца. Мне было не хорошо: голова кружилась (восемь дней перед мистерией мне не давали есть, а только поили козьим молоком), в ноздри лез удушливая гарь факелов, а уши глохли от монотонного стука барабанов. Первоначальный стыд был побежден полудремотным состоянием: я почти не понимал того, что со мной происходит. Наконец, процессия перестала кругами ходить около большой хижины и мы остановились у серого валуна, выполнявшего в селении роль места жертвоприношений. У меня екнуло сердце, но, увидев, как двое "магистров" несут за ноги молодую козу, я успокоился. Барабанный стук усилился и издаваемые звуки слились в один однообразный шум. Тут правитель-самозванец, неслышно бормотавший свои бессмысленные молитвы, ножом перерезал горло козе. Коза забилась в агонии. Ее кровь тугой струей ударила в кожаную миску, за мгновение наполнила ее и перелилась за край, заливая песок у моих ног. К моему горлу подступила тошнота. "Историки" как один закричали: "Слава великому Ютису, Отцу Веков, и Матери Истории, вечной Супруге!.." Двое "магистров" (были ли они теми, кто принес несчастное животное на алтарь, я не разглядел) скинули с меня одежду. Правитель-самозванец трясужимися пальцами обмакнул в кровь и стал рисовать на моем теле стилизированный знак Изучающих - на лбу, в районе сердца, на животе, бедрах и руках, на гениталиях. Закончив, старик закричал фальцетом: "Отныне ты магистр Братства Изучения, брат братьям и сын мой, Ютихумум!" После этого меня одели (во второй раз это было сделано гораздо небрежнее, чем в первый) и всю ночь мы, "магистры", ели жаренную козлятину с плодами пальмовых деревьев, и курили наркотическую траву.

Через двое суток я пришел в себя в своей хижине: тело ломило, кожа саднила под засохшей кровяной коркой, во рту был горький привкус. Так я стал "магистром" ютиссаарского сообщества...

Через время я научился петь примитивные песни, бездумно кружиться в сомнительном хороводе теней и приносить в жертву козу при лунном свете. Мозг мой затуманивался и терял четкое понимание происходящего. Я не участвовал в экзекуциях над "братьями-работниками" или на судилищах, предпочитая в любой момент, свободный от надоевших мне ритуалов, укрыться у себя в хижине. Это не нравилось "великим магистром" и нередко они недовольно бурчали, неодобрительно стукая о песок длинными посохами. Я виновато улыбался...

Шло время. В Ютиссааре одни дни ничем не отличались от других. Так же было жарко. Так же монотонно текла жизнь в селении. Так же знойно проглядывали через прорехи пальмовых зарослей белые пески. Жертвоприношения следовали за празднествами, за жертвоприношениями начинались посты, за постами - опять жертвоприношения. Весь мир заключался в рамках маленького оазиса и, казалось, само время сворачивается здесь в безмолвный ком, - как перебродившее на солнце козье молоко... Я стал опасаться, что через какое-то время настолько втянусь в бездумный мир Ютиссаара, что превращусь в одного из этих "свободных историков", - стану как они дряблым стариком с пустыми глазами и ртом, почерневшим от употребления наркотических веществ. Такая перспектива страшила меня - я все еще помнил, что меня зовут Йорвен Сассавит, а не Ютихумум, "ведомый Ютисом", как меня называли аборигены; что я иду в город Грюнедаль с определенной целью. С каждым днем мое сознание становилось все слабее. Даже в пустыне, когда я был истощен жаждой, голодом и солнечным зноем, я сохранял больше ясных мыслей, чем теперь. Я решил порвать с пристанищем, из временного убежища превращавшемся в вечную тюрьму...