Grunge Pool Drive 85

– Привет, ребята, – мы приблизились и обнялись с ними, будто не виделись вечность. – Давно тут?

– Минут десять. Каждые три года здесь все больше людей. Это удивительно, – сказал Саймон и пригубил пузырящейся жидкости.

– В этот раз здесь я. И наверняка еще много таких, как я.

– Таких, как ты, Фрай, много не бывает, – подмигнул Тревор, – ты у Гранж Пул Драйв на особом счету, ты же знаешь это.

– А где остальные? – спросил Гектор, тщетно осматриваясь.

– Безнадежно потеряны в толпе людей.

– Попрошу минуточку внимания…

На сцену поднялся невысокий и плотно сбитый мужчина, которого я не видела прежде, неуверенно коснулся микрофона, и все сразу как-то стихли, словно волна схлынула с побережья и умерла где-то на дне безутешного и молчаливого океана.

– Я крайне рад снова видеть в стенах этого музея так много присутствующих в этот важный для всех нас день. Ровно тридцать три года назад ушел из жизни профессиональный гонщик Формулы-1, сильный и мудрый человек, который подарил нам такое чудо как Гранж Пул Драйв – Дарт Хауэлл. Для Уотербери это не просто имя. Я хочу поблагодарить всех присутствующих, я знаю, что сегодня здесь есть и новички, и потому хочу коротко поведать вам об этом замечательном человеке, фотографию которого вы видите за моей спиной…

Пока мужчина, забыв представиться (наверное, все и так его знали), озвучивал биографию Дарта, я заметила неподалеку Хартингтонов и Гинзли в полном составе. Но, как ни странно, это не испортило мне настроения. Именно в тот момент ничто не могло мне его испортить, ибо я ощущала себя значимой частью целого, молчаливо скорбящего об оставившем мир герое.

Затем на сцену стали подниматься родственники Дарта, старые гонщики, знавшие его, и просто те, кто хотел бы высказаться. Все они были столь искренними и в то же время потерянными, словно Дарт умер лишь неделю назад, и все еще трудно поверить в то, что это случилось. Их речи растрогали меня.

– Прошло столько лет, а горе по-прежнему живо в наших душах, – сиплым голосом рассказывал один пожилой мужчина, бывший пилот. – Я хорошо знал Дарта, и знаете, что я могу сказать?.. Когда я прихожу на Гранж Пул Драйв, уже сейчас, в новом тысячелетии, когда я вижу, как многие в Нью-Хейвен всем сердцем любят Формулу-1, как они болеют за таких прекрасных гонщиков, как Гектор, – он нашел взглядом Соулрайда, и они кивнули друг другу, – или Тревор, – ритуал повторился, – или Генри, Билл, Чак… Вижу, как эти ребята счастливы, найдя свое место в жизни, я думаю о том, что Дарт хотел всего этого великолепия, он был бы рад увидеть все то, что вижу я. Дарт мечтал, чтобы основанный им автодром стал центром кровеносной системы Уотербери, его главным механизмом, качающим кровь и несущим кислород по улицам-аортам и венам-авеню, да простят мне такую кривую метафору, – присутствующие чуть слышно засмеялись вместе с говорившим. – Я рад, что мечта всей его жизни сбылась. Значит, все это было не зря. Еще раз спасибо всем, кто пришел сегодня.

Зал разразился бурными аплодисментами, которые не стихали до тех пор, пока мужчина не спустился и не затерялся в толпе. Мы выпили, и я с удивлением ощутила слезы на своем лице и шее. Да, только что я очень хорошо узнала Дарта, несмотря на то, что никогда его не видела вживую. О мертвых либо хорошо, либо ничего… кроме правды. Почему-то я была уверена, что Хауэлл был именно таким, каким его описывали сейчас. Таким, что даже спустя десятилетия его имя не превратилось в пустой звук, а вызывало трепет и восхищение. А иначе к чему все это?..

Поспешив избавиться от слез, пока никто не увидел, я заметила на себе пристальный взгляд Билла. Он стоял метрах в десяти от меня и, чуть склонив голову, смотрел в прореху, образовавшуюся между несколькими людьми. Выражение его глаз мне не понравилось. Оно было слишком настырным и странным для человека, которому я должна быть безразлична.

К моему удивлению, старший Хартингтон произнес очень хорошую и трогательную речь. Оказывается, Брюс был знаком с Дартом в далекие времена, когда был еще очень молод и только начинал интересоваться Формулой-1, не подозревая, что посвятит этому всю свою жизнь. Их познакомил отец Брюса, ныне тоже покойный.

Я ожидала, что мероприятие превратится в молчаливый траур, где запрещены улыбки и шутки, но сильно ошибалась. Когда речи кончились, люди не стали никуда расходиться – они выпивали, общались и даже смеялись. Кто-то медленно танцевал под живую музыку, это удивило меня больше всего. Я спросила гонщиков, почему все именно так.

– Понимаешь, это не поминки, – объяснил мне Саймон, – а вечер памяти. Дарта не стало тридцать три года назад. Мир не может скорбеть вечно, кто бы там ни был. Такова правда жизни, и все признают ее главенство над смертью. Мы здесь, и мы живы, и Хауэлл жив, пока мы помним о нем, не так ли? Но впадать в уныние никто не собирается. В этом весь смысл. Понимаешь?

– Не совсем, – призналась я.

– Нельзя горевать вечно. Запрещено законами природы. Дарт хотел бы видеть нас счастливыми. Но это не отменяет того, что мы сожалеем о его отсутствии.