Группа «Альфа»

Он начал опускать руки, но ствол моего пистолета, глядевший на него в упор, заставил поднять их снова.

— Что…

— Аликс Джозеф, — проговорил я. — Ты предал ее. Ты предал нашу страну.

Он затряс головой.

— Нет, нет — это не я!

Я подошел к нему вплотную и ударил пистолетом по лицу. Из рваной раны потекла кровь — мушка располосовала ему щеку.

— Ты — лжец, Бентли. — Я ударил его еще раз. Кровь пошла сильнее. — Еще хуже то, что ты — предатель, а я ненавижу предателей.

Он начал было что-то говорить, но у меня не было никакого настроения его слушать. Я ударил его рукой, и он свалился. Тут же вскочив на четвереньки, он на карачках побежал прочь от меня. Повернув в мою сторону свое искаженное гневом лицо, он попытался достать из своей кобуры пистолет.

А я ведь действительно начинал подумывать о том, что, может быть, этого сукина сына нужно притащить в Вашингтон живым. Но тут я вспомнил слова своего приятеля, полковника Чарли Беквица, повторявшего как молитву: «Убивай всех — Господь сам разберется!».

Хороший совет. Совет, который позволяет жить. Совет, который позволяет умирать. И поэтому я прикончил Бентли двумя выстрелами. Он затих на земле, как куча дерьма, чем, впрочем, он и был.

Вложив пистолет в кобуру, я занялся обыском тел. Я знал, что ничего не найду. Но, как говорят заматерелые ветераны, никогда не предполагай. Откуда-то издалека время от времени доносились до меня глухие хлопки автоматов — мои Воины снова одерживали победу. Я сел на холодную землю и опустил голову на скрещенные на коленях руки — это был удивительно длинный, холодный и гнусный день.

2 часа 44 минуты. Мы подорвали оставшиеся крылатые ракеты, но оставили все трупы там, где они лежали. Это даст возможность японским самолетам-разведчикам передать в центр кое-какую интересную информацию, а китайцы, которые перехватывают все их сообщения, поймут, что их операция потерпела крах. К трем ноль-ноль мы спустили на воду десантную лодку, доставшуюся нам, как трофей, и загрузили ее остатками нашего снаряжения. Мы взяли с собой всю воду, которая была у погибших китайских спецназовцев, и кое-что из их оружия. Гатор и Родент наполнили горючим все пять запасных канистр — больше, чем достаточно, чтобы добраться до Окинавы.

Тридцать пять минут четвертого. Я погрузил на борт последний из ящиков «Большого Брата», за тем быстро прошелся по острову, проверяя обстановку. Бумеранг и Дак Фут закладывали взрывчатку в пещере. Я пересчитал всех своих чертяк по головам и погнал их на лодку. Мы помогли Пику взобраться на борт и уложили его на дно. Я последним добрел до лодки по колено в воде и взобрался на нее.

Нод завел мотор. Тошо включил спутниковую навигационную систему и посмотрел на экран. Введя нужные координаты, он определил курс на Окинаву. Нод прибавил газ, и лодка, медленно преодолевая прилив, направилась в сторону открытого моря.

Я лежал на дне лодки, вымотанный до предела, и глядел, как мои ребята вспоминают недавние события, объясняясь больше с помощью рук. Так разговаривают пилоты, рассказывая о схватке в воздухе.

Берег вскоре исчез из виду, береговой бриз постепенно набирал силу, и волны бежали за нами вдогонку. На востоке начинал заниматься рассвет, окрашивая небо в розовый цвет. Я положил голову на планширь лодки и почувствовал всю мощь океана, чьи волны бережно вздымали нас на его груди. Что такое счастье, спросите вы? Счастье — быть здесь, в океане, вдали от берегов, быть вместе с моими Воинами.

Впереди у нас много дел, но прежде всего нужно попасть домой. В конце концов необходимо спровадить Пинки на пенсию.