Оттолкнув в сторону перевернутый стол, Шкабров присел над раненым. Это был мужчина лет сорока пяти или пятидесяти, длинный и тощий, как жердь. Его вытянутое лицо с оттопыренной нижней губой поразительно напоминало верблюжью морду, на переносице криво сидели очки. Посмотрев на очки, Абзац поспешно отвел взгляд: правая линза была выбита – вероятно, летевшим по касательной осколком, – и куски стекла глубоко вдавились в кровавую кашу, которая заполняла глазницу. Грубый рабочий свитер на плече раненого был разорван и насквозь пропитался кровью. Раненый не тратил сил на стоны, но его костлявые ладони крепко сжимали конец брючного ремня, которым была перетянута его левая нога у самого паха. Штанина была распорота осколком, который, по всей видимости, повредил бедренную артерию. Судя по размерам кровавой лужи, в которой буквально плавал этот человек, пролежал он здесь довольно долго. По существу, перед Абзацем лежал труп, каким-то чудом продолжавший дышать.
Абзац начал лихорадочно озираться по сторонам в поисках перевязочного материала, но тут же одернул себя: все, что он мог сделать для этого человека, это оставить его в покое и дать ему тихо умереть, не продлевая его мучений.
Уцелевший глаз раненого вдруг открылся, заставив Абзаца вздрогнуть от неожиданности. Меньше всего можно было ожидать, что этот полутруп придет в сознание.
– Меня… Заболотный… – едва слышно прошептал он. – Имя… Не хочу без имени, как собака… Заболотный, слышите?
– Слышу, – сказал Абзац, подумав, что бедняга напрасно тратит силы: с таким же успехом он мог разговаривать с одним из лежавших здесь мертвецов.
– Здесь.., нельзя… Зеленый.., зеленый дьявол… Барабан.
Абзац снова вздрогнул. Какой-то зеленый дьявол, скорее всего, был просто частью бреда умирающего от шока и потери крови человека. Но Барабан?!
Или это тоже бред? Мало ли на свете барабанов?
Может, он просит барабан, на котором любил стучать в детстве?
– Барабан? – Чувствуя себя последним мерзавцем, Абзац встряхнул снова впавшего в забытье раненого за плечо. – Серега Барабан?
– Сергей… Николаевич, – выдохнул Заболотный.
Абзац уперся руками в колени и тяжело поднялся. Говорить было больше не о чем. Заболотный пошептал еще немного – слов уже было не разобрать – и затих.
Сигареты из его карманов тоже исчезли, но он нашел на полу уцелевшую пачку, в которой их было целых восемь штук. Спички лежали на холодной нетопленой печке-буржуйке. Абзац закурил и стал осматриваться на местности, делать ему все равно было нечего до самой смерти. Вероятно, Барабану сообщили о побоище в подвале, и он пообещал приехать утром, чтобы разобраться во всем лично – наградить правых и покарать виноватых. Вероятно также, что ему сообщили и о визите Абзаца. Конечно, охранники понятия не имеют, кого им удалось сцапать, да и сам Барабан вряд ли знает Абзаца в лицо, но на его решение это, скорее всего, не повлияет.
Совершив небольшую экскурсию по подвалу, Абзац понял, что имел в виду раненый, говоря о зеленом дьяволе. Не имело значения, был ли Заболотный при жизни религиозным человеком, или дыхание близкой смерти подтолкнуло его в сторону мистицизма, но ему удалось буквально в двух словах выразить самую суть того, что творилось в этом подвале.
Абзац внимательно осмотрел мельницу и чаны для варки бумаги, сушильный пресс и настольную полиграфическую машину оригинальной конструкции, стоявшую на железном верстаке в соседней комнате. Он нашел матрицу, которую никто не потрудился спрятать, а в самом конце экскурсии, вернувшись к лежавшему на полу Заболотному, заметил отлетевшую в сторону стодолларовую купюру и обломки банковской машинки для проверки подлинности банкнот. Именно здесь печатались деньги, по следу которых Абзац пришел в эту западню. Было непонятно, почему работавшие на Барабана люди вдруг попытались вырваться отсюда. Непонятно было также, знал ли Кузнец о происхождении денег, которыми ссудил своего старого приятеля. Здесь было много непонятного, но Абзац поймал себя на том, что ничего не хочет понимать. Зачем? Если бы пониманием можно было проломить стену или открыть люк…
Продолжая дымить сигаретой, Абзац подошел к книжной полке и зачем-то снял с нее подшивку старых журналов. Посмотрев на название, он усмехнулся. «Знание – сила»… Хорошо бы! Ну, вот он теперь как будто все знает – ну и что? Долго он проживет с этим знанием? Ровненько до того момента, как сюда приедет Барабан. Ну плюс еще какое-то время на допрос с пристрастием: кто еще знает про фальшивые деньги и кому известен этот адрес – деревня Ежики, дом двадцать пять…
«Пожар, что ли, устроить, – подумал он без особого энтузиазма. – Может, люк откроют… Да нет, пока они сообразят, что к чему, пожалуй, как раз в дыму задохнешься».
Он затянулся сигаретой и с сомнением посмотрел на голубоватую струйку дыма. "А что, – подумал он. – Все-таки знание – сила! Итак, что мы имеем?