Группа крови на плече

Начальство еще о чем-то спорило, а мы, дождавшись разрешающего кивка генерала, выползли в коридор.

— Ты куда?? — Незлобин схватил меня за рукав. — Нам к особисту!

— Иди первым, мне тут… зайти кое-куда надо.

Я освободился от захвата Огонька, быстро направился к лазарету. И застал там картину маслом. Валькирия с размазанной тушью плакала возле накрытого простыней трупа. Я тихо подошел сзади, погладил девушку по плечу. Она резко обернулась, отшатнулась.

— Да, да, знаю, от меня воняет. Только из рейда и…

Договорить я не успел. Елена Станиславовна бросилась мне на грудь. Обняла за шею, заревела совсем по-бабьи. С каким-то просто надрывом.

Я стоял не шелохнувшись. И что теперь делать?

— Жив, хоть ты жив!

Лена начала покрывать мое лицо поцелуями. Я окончательно выпал в осадок. Но руки не разжал и даже спустил их ниже. Туда, где короткий халатик накрывал аппетитную попку.

— Идем со мной. — Девушка отпрянула, схватила меня за отворот куртки. Буквально волоком потащила за собой.

Я даже рассмотреть ничего не успел — поворот коридора, какая небольшая комнатка, узкая кровать. Хлопнула дверь, Лена с ошалевшими глазами, прям как у того солдатика, которого мы встретили наверху, начала расстегивать ремень на брюках. Да что происходит-то?? Докторша скинула свой халат, блузку… Да у нее стресс! Ну и черт с ним. Прямо через голову, я сдернул в один присест бюстгальтер, повалил Елену на кровать.

* * *

— Ты же понимаешь, что между нами ничего не было? — Одевалась Елена намного дольше, чем раздевалась. Правда в последнем я ей сильно помог.

— Да, это просто напряжение после боя. Ты, считай, на передовой линии побывала. В тебя стреляли, ты убивала…

— Иван Григорьевич погиб.

— Знаю, Зорин сказал. Это его тело у тебя в лазарете лежит? Хочу проститься.

— Нет, это лейтенант Пустовалов. Я его уже почти спасла, он дышал, было сердцебиение…

— Лена, так бывает! — Я обнял сзади девушку. — Это война.

— Будь она проклята! Что мы забыли в этом Вьетнаме? Коля, — Елена Станиславовна повернулась ко мне, стиснула мое лицо ладонями, — мы сегодня потеряли шесть человек! Наших товарищей! У них были семьи, дети…

— Если бы это было рядом с нашими границами, мы бы потеряли тысячи, а может, и десятки тысяч. Вспомни Вторую мировую. Враг в Польше, в Румынии… Чем это кончилось?

— Не знаю. — Лена села на кровать, начала натягивать чулки. — Все это очень страшно…

— Это твои первые потери?

— Да. И я никогда не была под бомбежкой. Это тоже… страшно.

Я посмотрел на часы. Трофейные «Патек Филипп» показывали почти три часа дня.

— Мне пора. Сейчас особист будет рвать меня на британский флаг.

— Иди. И пожалуйста! Молчи о том, что случилось!

— Могила.

* * *

Видимо, усталость тоже сказалась на лысом. Не говоря ни слова, он жестом приземлил меня за стол, положил рядом пачку бумаги, ручку и произнес одно слово: «Пиши».

Выводя слова на бумаге, я снова начал вспоминать о Лиен и о нашем с ней расставании. Нехорошо получилось. Стоило вьетнамке исчезнуть с базы, как я оказался в кровати Елены. Да, стресс, усталость, но все же…

Внезапно я обнаружил, что тупо обвожу по второму разу уже написанное. Подняв голову, я встретился с немигающим взглядом особиста. Оказывается, он все время неотрывно наблюдал за мной.

— Федор Алексеевич, а откуда американцы узнали координаты базы?

— Пока не знаю. Но обязательно выясню! И вот что, Орлов, — особист быстро просмотрел написанное мной, — это не годится.

— Что не годится?

— Автандил Джиулиевич Ткемаладзе не предавал Родину, — с нажимом произнес Федор Алексеевич. — Он геройски пал во время перестрелки возле тайника. Эвакуировать его тело вы не смогли, поэтому похоронили рядом с Чунгом. Он тоже не был зарезан, а был убит американцами.

Вот это номер!

— Настолько волосатая лапа? — только и смог я спросить.

— Ты даже не представляешь насколько. Переписывай.

Ну и ладно, бумага терпит.

Наконец в своем чистописании я дошел до конца. Перечитал на всякий случай, поставил подпись, дату — 14 мая 1967 года.

Подтолкнув свое творение особисту, я молча дождался разрешающего «свободен» и выполз в коридор. И что теперь? Правильно. Мыться, бриться, переодеваться.

Постучался в комнату Вениамина. Тот уже успел принять душ, и мы вместе пошли в каптерку за новой формой. Потом почистили и сдали оружие.

И наконец я смог добраться до душа. Всю горячую воду потратили до меня, я стоял под холодными струями и пытался собраться с мыслями. Единственный человек, который знал, что я из будущего, мертв. Никто меня не поддержит и не выручит. Теперь я хожу по очень тонкому льду. Шаг влево, шаг вправо и «федоры алексеевичи» меня расколют, словно гнилой орех. Реалий СССР я не знаю, сослуживцы и родственники Орлова меня не опознают. И что делать?

Бежать? Один такой уже побегал. Даже похоронить было некому.

Вживаться в эпоху? Почитать хотя бы для начала «Капитал» Маркса, «Малую землю» Брежнева… Или последнее он еще не написал? Я потер затылок. Я же ничего, ничегошеньки не знаю из того, что нужно.

В дверь душевой застучали.

— Коля, с тобой все нормально?

Это был голос Елены. Тревожный.

— Да, уже выхожу.