Группа крови на рукаве. Том 4

— Осторожнее, товарищ подполковник! — молодой бросается крепить всю машинерию обратно, потом достает список вопросов. Начинает прогонять меня по пунктам — предлагал ли мне Поляков сотрудничество иностранных разведок, пытался ли я сам установить связь с зарубежными шпионами и все такое прочее. Самый опасный вопрос был — есть ли мне что скрывать и заинтересован ли я в том, чтобы был точный вывод по результатам тестирования? Но непрофессионализм полиграфологов сказался — вопросы не были внезапными, шли в списке, а главное, не было несколько калибровочных серий. Леонид Петрович явно торопился — ты поди оттестируй всю головку ГРУ — поэтому закончили почти сразу.

По непроницаемым лицам парочки было ничего не разобрать — но ленту они смотрели, что-то отмечали фломастером.

И следом, без раскачки, за меня взялись сотрудники трешки. Тоже двое. Этих интересовал только Поляков, скрывать мне было нечего, ну ладно, почти нечего, так что отстрелялся я тоже быстро. У меня изъяли план занятий, документы по учебе из сейфа рабочего кабинета, попросили подписать протокол «ни о чем». Как говорится в одном стишке: «Не был, не был, не был, даже рядом не стоял».

На улицу вышел слегка взмокший, но в пределах нормы. Все-таки лето, а кондиционеров в Москве днем с огнем не сыщешь. Расшифровывать результаты полиграфа будут неделю, другую, а я уже к этому времени в Штатах буду. Как говорится, дальше либо ишак сдохнет, либо шах.

Прогуляться, обсохнуть мне не дали. Рядом взвизнули шины белой Волги, водитель высунулся из окна, махнул мне рукой:

— Давай, подвезу.

Я присмотрелся к мужичку за рулем и обалдел. Мощный подбородок, крупный нос, одет в какую-то простую тенниску. Это же…

— Да садись ты, не укушу.

Семичастный. Владимир Ефимович. Бывший председатель КГБ, вместо которого Брежнев поставил Андропова.

Если сяду к нему в машину — могу сесть совсем в другом смысле. И надолго.

Я моментально задался вопросом. Знаменитым. Тварь я дрожащая или право имею? Когда брал Полумесяцева, выяснилось, что на систему можно влиять. А значит, не тварь. Мне стало любопытно, я распахнул пассажирскую дверь.

Стартанули мы быстро, меня аж вжало в сидение. Походу у машины — форсированный движок.

— Не боись — Владимир Ефимович надел солнцезащитные очки — Я оторвался от наружки твоего тестя, так что в рапорты ты не попадешь.

— Оторваться от семерки не просто — покачал головой я — Они могли сделать вид, что потеряли вас, а сами все еще ведут.

— Потеря меня прошла сообщением по оперзалу. Кому-то теперь Алидин порвет очко.

Ого! Семичастному кто-то в 7-ке нехило так стучит.

— И о моем выходе из ГРУ вам сообщили.

— Правильно все понимаешь. У нас большие связи и много сторонников.

Семичастный вел быстро, но аккуратно. На красном свете светофора послушно останавливался, обгонял только там, где разрешено. Ехали по Садовому, потом свернули на Дмитровку.

— У нас это у кого?

— Ты же и так все знаешь.

— Комсомольцы?

— Нас иногда так называют, да.

Я приоткрыл стекло окна, встречный ветерок быстро остудил меня. Мозги встали на место, я начал просчитывать ситуацию. Семичастный везет меня на какую-то встречу. Там меня на что-то будут уговаривать. Или пугать. А скорее всего и то и другое.

Возле каких-то гаражей мы покрутились слегка, заехали на пустырь. Там стояла черная Чайка. Со шторками. Дверь открылась, нам помахали рукой. Водитель Чайки вышел, закурил. Отошел к кустам.

— Пойдем. Это не больно — хохотнул Семичастный.

Мы залезли в членовоз, устроились напротив Шелепина. Этот товарищ висел на всех почетных досках в списке членов Политбюро. Не узнать его было невозможно — высокие залысины, брови вразлет, узкие, нервические губы, которые сейчас были крепко сжаты. Александр Николаевич разглядывал меня с интересом, я тоже помалкивал. Эти гляделки не продлились долго:

— Как я и предсказывал — Шелепин повернулся к Семичастному — Шесть три в нашу пользу.

О чем это они?

— Давай подробности — экс-председатель КГБ подобрался.

— За резолюцию Брежнева проголосовали только Суслов, Пельше и Косыгин. Мое предложение по Полумесяцеву поддержали Мазуров, Подгорный, Полянский, Воронов, Кириленко и Шелест.

— Что за предложение? — влез я. Раз уж позвали, дурачком тут отсиживать не буду.

— По исключению Полумесяцева из членов ЦК — Шелепин улыбнулся мне.

— То есть его не исключают? — удивился я.

— А как же презумпция невиновности? — развел руками Александр Николаевич, широко улыбнулся — Пока человек не осужден советским судом — он невиновен.

— Его осудят — пожал плечами я — Стопроцентная доказуха.

— Может быть. Это уже неважно, следствие и суд могут длится не один год, а там уже все решится.

— Что решится?

— Чья возьмет. Моя или Лени. Ты, Николай, нам очень помог. Два года мы теряли позиции. Сначала Тикунов, потом Володя — Шелепин кивнул на Семичастного — Сторонники предавали, перебегали в другой лагерь, но вчерашний день… Он перевернул всю картину.

— Почему? — полюбопытствовал я.

— Чем взял Леня членов ЦэКа? Стабильностью. Никаких Никитиных метаний, никакого возвращения к сталинским методам — Шелепин ухмыльнулся.