Группа продленного дня

Горела настольная лампа, в углах перешептывались мглистые тени, и отец, тыкая пальцем в темень под кроватью, низко, нараспев выговаривал: ва-а-ва… Он, путаясь в собственных ногах, с ревом бросался к матери, но ее глаза тоже опрокидывались: ва-а-ва, и он, мертвея от ужаса, забивался под стол, в узкое, гробовое пространство, очерченное краем скатерти. По ту сторону колыхался довольный родительский смех: вылазь давай, она ушла. Смысла этой жестокой потехи Карпов и по сю пору не разумел.

Что ж, подведем итоги: минус две у Антона, восемь четыреста у Жанны и восемнадцать пятьсот у Арона Моисеевича; Антон, мы прощаемся с вами, и впереди у нас финальный раунд.

Карпов, сам не зная отчего, ждал какой-то несуразицы: Жанну со щенком на руках, Ройзмана в портупее, но финал оказался до оскомины привычен. Кулешов ловко, точно костяшки на счетах, перебрал темы раунда: «Города и годы», «Цифры и факты», «Всюду деньги», «Ошибочка вышла»… После недолгого обмена репликами на мониторе остались «Цифры и факты». Сердце вновь кувыркнулось: вот оно, вот. Прошу делать ставки, сказал Кулешов и продолжил после невесомой паузы: честно говоря, давно у нас в финале не было такого простого вопроса – в этом возрасте он пошел в первый класс. Да шесть мне было, шесть. Дальнейшее не представляло интереса, и Карпов выключил телевизор. Что ж вы, суки, дешевите, спросил он, чувствуя себя четвертованной куклой, чьи пуговичные глаза провалились внутрь целлулоидного черепа, карминные губы рассечены трещиной, а на месте конечностей, отлученных от пластмассового тела, зияют аккуратные сквозные раны. Ладно, уже не важно. Надо ключ Наталье отдать, вот что.

Шальная домохозяйка на стук не отозвалась – улеглась спать или отправилась искать приключений на жопу. Он вернулся домой, где захлебывалась мобила. Звонил, вестимо, Иванов, – кому ж еще быть?