Группа риска

— А что толку? «Терпила» пьян был, как собака, и не помнит ни хрена. Из похищенного ничего не изъято. Поковырялись там, где он, якобы, вещи сбросил, но ничего не нашли. Понятно, сколько времени-то прошло! А опознал его, да и то — по старой фотокарточке, один бомж, который сам у того мужика вещи спер. На бомжа тогда возбудили дело по краже, но через три дня его отпустили и дело прекратили. Он от своих показаний отказался, и опять получилось, что доказывать вроде как нечем. Ерастов в грабеже этом признался, и от признания этого пока что не отказался, но кто знает, что дальше будет? Посидит в камере, посоветуется и возьмет свои слова обратно. Бомжа этого теперь нигде не найдешь, и все, что остается — это дохлое опознание. Да и его, как специально, не следователь, а я проводил, хотя и по его поручению. А суд, сам знаешь, как к нашим действиям относится… Следак мне говорит: ищи другие эпизоды, за ним ведь много чего тянется. Да если б мог, давно бы уже нашел!

— Ладно, не трепли себе нервы. Первый раз, что ли, преступника отпускать приходится? Не он первый, не он последний. Когда-нибудь опять попадется.

— Да мне-то что? — Николаев плюнул за окно. — Не у меня он украл и не меня ограбил. Мне что, больше всех надо? Если никому не надо, то и хрен с ним, пусть гуляет. Когда-нибудь, действительно, попадется… Давай лучше чай попьем. Есть заварка?

— В шкафу… Только в чайнике воды мало.

— Я принесу. А Костик где сейчас?

— В 15-м отделе. Слышал, там налет на дискотеку в ДК имени Крупской был?

— В общих чертах.

— Восемь человек с переломами, и еще десяток — с синяками и выбитыми зубами. В основном, доблестная местная охрана. Больше всех их начальнику досталось, месяца два на больничном проваляется. И плюс ко всему этому — одно заявление об изнасиловании. От подруги этого самого начальника. Что самое удивительное — баба твердо стоит на своем, настаивает на возбуждении дела. Плюс к этому — море свидетельских показаний, и даже в больнице все оформили, как полагается.

— Насильника она, естественно, не знает?

— Говорит, видела где-то, и не один раз. Но в налете «центровые» участвовали, это, считай, точно, установлено. Так что можно поискать. РУОП там потихоньку копает… Только одно вот настораживает: у бабы этой, которая потерпевшая, на лбу и всех остальных частях тела написано, что она с половиной города переспала, и чего бы это ей именно в этот раз так обидеться?

— Думаешь, хочет просто денег срубить?

— Похоже. Или другой какой-то расчет у нее есть. Но в том, что она не за честь свою поруганную обиделась — в этом я уверен. Сам знаешь, насильников я ненавижу… Но когда потом от заявления отказываются и получается, что просто на чей-то карман работал, — нет, в этом я участвовать не хочу. Противно.

Николаев пожал плечами.

— По-всякому бывает, так, с ходу, судить-то трудно. Давай все-таки чай попьем, да пойду я вниз, своей очереди ждать. Где чайник?

Побеседовать с Ерастовым до освобождения Николаев не успел. Очередь продвигалась медленно, и он так и не смог дождаться своей. Толя давно уже был готов к тому, что вечером его отвезут в тюрьму. События этого он ждал с тревожным нетерпением. Уверенности, что сможет правильно поставить себя в камере, у него не было, и он в сотый раз прокручивал в голове рассказы более опытных товарищей о нравах и обычаях тюрьмы. Она его пугала и манила одновременно. Когда следователь, неторопливо выкладывая из портфеля бумаги, объявил, что отпускает его под подписку о невыезде и протянул бланк, в котором надо было расписаться, Толя долго не мог вывести авторучкой свою фамилию, а дальнейшие события воспринимал так, как будто происходили они во сне. Следователь что-то долго говорил, но смысл его слов не доходил до Толи. Иногда, когда он останавливался, явно ожидая ответа, Толя торопливо испуганно кивал и снова погружался в свои мысли. Предстоящая свобода в какой-то степени пугала его больше, чем несостоявшаяся тюрьма. Если бы ему дали возможность выбора, то он предпочел бы провести ближайшие пару месяцев здесь, в ИВС, деля камеру с малолетним квартирным вором и пожилым спокойным мужиком, по пьянке подрезавшим своего соседа. От улиц, по которым бродил ставший его личным врагом Олег, отделяли надежные крепкие стены, и в то же время, несмотря на железные двери, решетки и прочие атрибуты, это была не тюрьма с ее страшными порядками.

Наконец, Толе вернули шнурки от кроссовок, брючный ремень и отобранные при личном обыске вещи — деньги, потертый бумажник, перочинный нож.

— Иди, чего ты ждешь, — усмехнулся дежурный по РУВД.

Толя поплелся к дверям.

Николаев стоял в вестибюле управления, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Толя почувствовал его взгляд, остановился и обернулся. Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Толя толкнул рукой дверь, негромко сказал: «До свиданья» — и вышел на крыльцо.