Группа сопровождения

— Так снова потеряешь. Дурное дело нехитрое.

— Пугаешь?

— Нет, Игорь, выношу благодарность. На самом деле ты сделал очень большое дело. И ты рисковал. Ей-Богу, если бы все происходило в старые времена, ты бы благодарность от органов получил, а сейчас… Это тебя только скомпрометирует. Вот, бля, времена-то пришли: выполнение гражданского долга — компрометация! Ладно, Гоша, иди. Бутылка армянского коньяка все равно за мной… Ну как, договорились?

Уфимцев решительным глотком протолкнул в желудок остатки бренди, которые ожгли слизистую не лучше самогона, сжал в руке жетон телефона-автомата и выбрался из-за стола. Кивнул у стойки бармену:

— Присмотрите за столиком, чтобы не занимали — я сейчас подойду!

Таксофон висел в тамбуре, и Игорь поблагодарил случай, что не ему не потребовалось выбираться под унылую серую промозглость, вдруг сменившую ярко-желтые цвета конца лета.

…-Алло, Люба? Это Игорь. Какой? Ну, мы вчера в автобусе познакомились. Вечером. Помните? Может, встретимся? Вы сегодня заняты? У подруги? Да-да конечно… Нет, завтра я не могу. Я уезжаю обратно в Ярославль. Да, конечно, пишу ваш ярославский телефон. Да, конечно. До свидания, Люба.

Уфимцев посмотрел на часы и прощально махнул бармену: мол, держать столик уже необязательно. Поднял воротник курточки и вышел на улицу. Он посмотрел направо: к остановке как раз подъезжал троллейбус до автовокзала: до ближайшего рейса в областной центр оставалось около часа…

Глава восьмая Типичное

Вторая половина рабочего дня выдалась исключительно тоскливой.

Ранние октябрьские сумерки сгустились за окном обширного кабинета редакции ярославской областной газеты, в котором уместилось целых три отдела: информации, местной жизни и экономики. Верхний свет был выключен, горели только настольные лампы на рабочих местах журналистов. От этого мгла за окном была еще беспросветней.

Собственно говоря, в этом кабинете — комнате бывшей коммуналки, обклеенной темно-зелеными обшарпанными обоями, даже в яркий солнечный день не было светло. Редакция располагалась в полуподвале старинного купеческого особняка, ставшего после октябрьской революции обычным жилым домом, и большинством своих окон выходила во двор, на белую стену домика союза писателей, соединенного с особняком арочными воротами. Скорее всего, до исторического материализма в нем обитала прислуга хозяина дома, далеко не бедного купца, позволившего себе двухэтажный кирпичный особняк в центре губернского города.

Ярославские писатели собирались в своих пенатах крайне редко, дверь чаще всего была заперта. Так было и сейчас. С обеда беспрестанно сыпал дождь пополам со снегом, и это усиливало беспросветную скуку вечера.

Игорь Уфимцев, чей стол как раз располагался напротив полуподвального окошка, забранного выкрашенной белой краской решеткой, еще раз с отвращением посмотрел во двор и перевел взгляд внутрь кабинета.

Его шеф, завотделом информации, худощавый и носатый Виктор Матвеевич Швед, с местечковым акцентом лениво ругался с кем-то по телефону, пытаясь вытащить из невидимого собеседника информацию для материала в спортивное обозрение хоть на строк сто. (Швед, ко всему прочему, являлся еще и спортивным обозревателем газеты).

Видимо, это ему удавалось: левым плечом прижав трубку к уху, он торопливо что-то записывал на листе писчей бумаги, не меняя при этом недовольно-сварливого выражения лица. В конце концов, обведя и подчеркнув абзац в своем тексте, Швед брюзгливо буркнул в мембрану «И на том спасибо!», небрежно бросил трубку на аппарат и довольно потер руки:

— А говорили, холеры, что новостей у них нет!

От Виктора взгляд Уфимцева пополз по обоям, от которых, надо полагать, и повелось выражение «тоска зеленая». От обоев Игорь перешел к созерцанию более приятному. Стажер, девятнадцатилетняя Анечка, от напряжения сморщив аккуратный носик, старательно выстукивала на машинке корреспонденцию о восстановлении Толгского монастыря. Время от времени она оглядывалась на Игоря и виновато и несколько испуганно ему улыбалась. Тому была своя причина.

Вчера пара мрачноватых волосатых парней навестила редакцию газеты с настойчивым желанием заявить всеми окружающему их белу свету о своем существовании. При входе в кабинет они столкнулись с неискушенным сотрудником Аней и с ходу начали живописать преимущества их мировосприятия слуг сатаны по сравнению с остальными.

Первые пять минут Аня с видом агнца Божия, попавшего в ад по недоразумению, испуганно сидела между ними и старательно записывала спичи сатанистов. Потом под благовидным предлогом отпросилась, прибежала к Игорю, околачивающемуся в «курилке», и заявила, что у нее голова идет кругом, она ничего не понимает и вообще ужасно страшно: ее крещеная душа боится, как бы не угодить в Преисподнюю после всех этих бесед.