Группа специального назначения

— Да, — кивнул Платов. — В случае согласия все ваши уголовные дела откладываются в дальний ящик, производство по ним замораживается, и вы выходите на свободу. Обещаю, что в случае успешного выполнения задания вы в тюрьму больше не вернетесь. В случае неудачи… сами понимаете. Но работать придется постоянно и упорно, ваша намечающаяся командировка — не единичная. Только так вы сможете искупить свою вину и стать полноправными членами общества. Еще один нюанс — как бы неприятно мне было об этом говорить. У вас есть родственники, и они постоянно будут находиться под нашим контролем. Постарайтесь не допустить необдуманных действий. Есть желающие отказаться?

Желающих не было. Люди смотрели друг на друга большими глазами, с волнением переводили дыхание.

— Отлично, — кивнул Платов, — на это мы и рассчитывали. На восстановление сил можем дать вам не больше трех-четырех дней. Еще вопросы?

— Мы можем увидеться с родными? — спросил Коган.

— Вопрос неуместный, Борис Михайлович, — поморщился Платов. — Вспомните, что я говорил две минуты назад. Вас нет, вы сгинули во мраке сибирских лагерей. По крайней мере, в ближайшее время об этом даже не думайте. Предупреждение — единственное и последнее. В случае попытки с кем-то связаться вас расстреляют незамедлительно. Еще вопросы?

— Но мы не можем не встретить знакомых, товарищ майор, — заметил Буторин. — Мы же не в вакууме будем работать, верно? Подобные ситуации крайне вероятны. К тому же мы остаемся под своими именами. Какие инструкции на этот счет?

— Стараться избегать щекотливых ситуаций, — усмехнулся Платов. — Уверяйте товарищей, что они ошиблись. О каждом подобном случае докладывать мне. Специалисты проанализируют возможные последствия. Надеюсь, в предстоящей работе такого не случится. Вы направляетесь на западную границу. Никто из вас в тех местах не работал. Будем надеяться, что обойдется. Шелестов в вашей группе назначается старшим. Не возражаете, товарищ майор? — В серьезных глазах Платова заблестела ирония.

— Никак нет, товарищ майор.

— Хорошо. — Платов поднялся. Все остальные тоже. — Посидите несколько минут, с вами проведут инструктаж.

Майор госбезопасности поднялся из-за стола, широким шагом пересек комнату и вышел из кабинета. Люди продолжали стоять. Мысли кипели в головах, чувства зашкаливали.

— Вот черт… Ну и ну… — первым выдохнул Сосновский и рухнул на свой стул. — Это происходит на самом деле? Не могу поверить…

— Да уж, занятная история, — сдержанно пробормотал Коган и тоже сел — в отличие от товарища мягко и осторожно. — Расстрел иногда заменяют исправительно-трудовыми лагерями… а вот чем его нам заменили?

— Пока непонятно, — признал Максим, пристраиваясь на кончик своего стула. Было опасение, что сидеть придется недолго. — Добрый совет, товарищи офицеры: постарайтесь сдерживать эмоции и не говорить ничего лишнего — пусть даже вам оно и видится уместным. Что бы ни случилось — это лучше, чем к стенке.

«Хотя как сказать», — мелькнула странная мысль.

— Виктор Михайлович, вы коленвал проглотили? — спросил Сосновский.

— Ах да… — Буторин вышел из оцепенения и плюхнулся на стул.

Ожидание не затянулось. В комнату вошел мужчина среднего роста в легком кожаном плаще и фуражке. За ним следовал Платов.

Все резво поднялись и снова застыли по стойке «смирно». Мужчина подошел к канцелярскому столу, бросил на него фуражку. У него были кавказские черты лица и круглый лысоватый череп. Глаза смотрели внимательно, обезоруживающе.

— Кто Шелестов? — спросил он с небольшим акцентом.

— Я, товарищ Берия.

— Узнали? Хорошо… — Всемогущий нарком мягко подошел, посмотрел в глаза, протянул руку. — Здравствуйте, товарищ Шелестов. Вас зовут…

— Максим Андреевич, товарищ Берия.

Взгляд наркома испепелял. В нем чувствовался какой-то магнетизм. Мысли снова закружились вихрем, пришлось приложить усилия, чтобы лицо осталось невозмутимым.

В ноябре 1938-го Лаврентий Павлович был назначен наркомом внутренних дел. Двумя месяцами ранее получил звание комиссара государственной безопасности 1-го ранга. С марта 1939-го — кандидат в члены Политбюро. С января 1941-го — генеральный комиссар государственной безопасности. Через месяц — заместитель председателя Совета народных комиссаров, курировал работу НКВД, НКГБ, ряда других наркоматов, держал на контроле внешнюю разведку, армию, промышленность, все, чем жила и дышала огромная страна. Возможно, единственный человек, которому доверял Сталин, он сконцентрировал в своих руках огромную власть, мог влиять на все происходящие процессы…

— Выдержка хорошая, одобряю, — похвалил нарком, прошелся по комнате, поздоровался за руку с каждым членом группы. Никто не оплошал: в глаза заискивающе не смотрел и не мямлил.