Группа Тревиля

Ночевать внутри домика мне не хотелось, там пахло сыростью и какой-то дрянью. Тут бы надо было закурить, но курить я бросил лет десять назад. В Америке курящему человеку плохо, не жизнь ему там. А вот теперь я жалел, что не обзавёлся трубкой, табаком и прочими табакокурительными принадлежностями.

Но сожаления не было. Главное, голова у меня не болела, да и ничего не болело — страх смерти был не в счёт.

Я отчего-то перестал бояться смерти. А пару лет назад я, видимо, из-за кризиса среднего возраста, серьёзно затосковал и начал думать, не наложить ли на себя руки. Это не было серьёзными раздумьями, но всё же, всё же… А тут я чувствовал себя прекрасно, сердце мерно билось, не болело ничего и приходили мысли о бессмертии. Это было какое-то свойство рождённого в СССР, хотя я был гражданином двух стран, это была даже не Россия, а иная страна, хоть и братская, да что там! Я уже был не на Украине, на экстерриториальной земле, временно отчуждённой от всякой власти. Мечта анархиста, я бы сказал.

Проснулся я резко, в прекрасном самочувствии.

Приведя себя в порядок, я ещё раз оглядел местность. Что-то заставило меня ещё раз заглянуть в домик — ничего внутри не изменилось, но вдруг я посмотрел вверх.

То есть не просто посмотрел вверх, но и оглянулся. Там, на потолке у входа, я увидел странное образование. Будто гигантская клякса приклеилась к бетонной поверхности, но самое в ней неприятное было то, что эта слизь жила. Она дышала, подрагивала, будто огромная мембрана метрового диаметра непонятного динамика. Я с лёгким ужасом слышал, как свистит воздух, выходящий по краям этого явно живого образования.

Хорош бы я был, если бы допустил саму мысль о ночёвке внутри! А с другой стороны, многое, чего мы боимся, просто непонятная вещь.

Но никакого желания потыкать слизистого осьминога на потолке палочкой у меня не возникло. Я на всякий случай сфотографировал его и описал в комментарии координаты и размеры.

Это у меня превратилось тут в привычку вроде бритья. Именно потому что путешественник записывает то, что видит, он живёт дольше.

Ну, если его не съедят туземцы.

Хотя и тогда он будет жить дольше — благодаря тому, что записи кому-то могут пригодиться. Я быстро собрал рюкзак, закинул его за спину и зашагал вперёд.

Утро было по-летнему ранним, всё вокруг было в сером свете, но даже на фоне этих унылых облаков выделялась гигантская, совершенно чёрная туча.

Я понял, что меня начинает тревожить. Слишком тихо стало вокруг. Не было слышно даже комаров, а комаров тут боялись многие сталкеры, и из самых вменяемых.

Но нужно всё же дойти до узкоколейки, а не гадать, что готовят мне эти небесные явления.

Я шёл долго, и кажется, однажды всё-таки свернул не на ту тропинку, но всё же вышел к железной дороге.

Никого я не встретил, только кто-то иногда дышал в кустах рядом. Или это мне чудилось?

Это дыхание, которое я про себя назвал «Ослабленным дыханием Дарта Вейдера» могло быть просто шумом у меня в ушах.

ПДА у меня в кармане вдруг пискнул и определил координаты. Затем он принял несколько сообщений, в том числе два рекламных, а потом определил ворох аномалий справа и слева от тропы.

Я принялся их обходить, начал прыгать с кочки на кочку, и к вечеру так умаялся, что постелил свой спальник просто под деревом. Дождь так и не пролился, но в воздухе было тепло и сыро.

Я опять не стал залезать в спальник, а просто завернулся в него.

Я лежал в сгущающихся сумерках и понимал, что сейчас что-то произойдёт.

Где-то в отдалении кто-то завыл.

Непонятно, кто это был — слепой пёс Зоны или что похуже. Но как он завыл, так и заткнулся. С шумом пробежал мимо, метрах в пяти, какой-то зверёк — не то крыса, не то какой-то другой грызун.

Лес жил своей отдельной, непонятной жизнью. Кладезь для биолога, которым я в общем-то не являюсь.

Тихо в лесу,
Только не спит хомяк,
За ночь хомяк устал и обмяк,
Только не спит хомяк.

— пришёл мне в голову детский стишок. В лесу действительно что-то происходило, и вдруг на меня стал сыпаться какой-то песок. Сначала я решил, что это снег, но потом стало понятно, что это именно песок, какой-то прах.

Да-да, прах, будто наверху открыли огромный люк. Прах был не активен, ничего страшного в нём не было, но я из психотерапевтических соображений обнял автомат, как единственного друга.

Но уже наваливался сон — съедят меня, так съедят, чёрт с ними.

Я понемногу отплывал в сновидение, где был океан, и наша яхта разворачивалась у островов, а на горизонте болтался катер береговой охраны, и я помнил, что к берегу мне сейчас нельзя, к берегу пока рано, и заходить можно только в специально отведённый порт.

В кронах деревьев зашумело, и снова посыпался песок.

Я решил не подсвечивать экраном или фонариком, а изучить эти атмосферные осадки поутру. Я прополоскал горло водой из фляжки, а потом сглотнул.

Вот так, ведёшь нравственный образ жизни, не пьёшь, а во рту поутру всё равно кошки насрали, как если бы всю ночь пьянствовал.

Лес был засыпан чёрным снегом.