Группа Тревиля

Он шёл по тропе и тащил гипножабу в волокуше. Передыхая, он подошел к ней вплотную и снова поразился ее величине. Теперь цвет гипножабы из фиолетово-серебристого превратился в чистое серебро, а полосы стали такими же бледно-сиреневыми, как хвост. Полосы эти были шире растопыренной мужской руки, а глаз гипножабы был таким же отрешенным, как бутылочное стекло.

Он понял, что часы гипножабы сочтены.

Действительно, он давно уже не ощущал ментального поля гипножабы. «Жаль все-таки, что я убил гипножабу, — подумал он. — Мне придется очень тяжко, а вместе было бы как-то веселее. Но я оказался сильнее гипножабы, не умнее, а сильнее. Может быть, я был просто лучше вооружен».

Роса, выпавшая на траве, помогала ему тащить корыто с умирающей гипножабой.

Но тут началось самое неприятное — везение оставило его.

Тут же он почувствовал, как рядом появились две собаки.

«Мне надо дождаться, пока первая крепко уцепится за гипножабу, — подумал Палач, — тогда я её грохну».

Обе собаки прыгнули вместе, и когда та, что была поближе, разинула пасть и вонзила зубы в серебристый бок гипножабы, Палач мгновенно выстрелил.

Другая собака уже успела поживиться и отбежать, а теперь опять подплыла с широко разинутой пастью. Перед тем как она, кинувшись на гипножабу, вцепилась в неё, Палач увидел белые лоскутья мяса, приставшие к челюстям слепой собаки.

Собака стремглав кинулась на гипножабу, и Палач убил её в то мгновенье, когда она защелкнула пасть. Собака так и умерла — с куском мяса в зубах.

Палач ждал, не появятся ли собаки снова, но их больше не было видно. Потом он заметил, как ещё одна из них кружит вокруг.

«Я и не рассчитывал, что могу их всех убить, — подумал Палач. — Раньше бы мог».

Ему не хотелось смотреть на гипножабу. Он знал, что половины её не стало. Пока он воевал с собаками, солнце совсем зашло.

«Я не могу сбиться с дороги. Я слишком долго здесь, и очень хорошо знаю Зону, — подумал Палач. — Волноваться за меня, впрочем, может только Мушкет. Но он-то во мне не сомневается! Я циник, но при этом понимаю, что ведь живу среди хороших людей».

Он не мог больше разговаривать с гипножабой: уж очень она была изуродована. От неё осталась только мечта. Но вдруг ему пришла в голову новая мысль.

— Полгипножабы! — позвал он ее. — Бывшая гипножаба! Мне жалко, что я ушел так далеко в пути за своей мечтой. Я погубил нас обоих. Но мы с тобой уничтожили много всякой нечисти и покалечили ещё больше. Тебе немало, верно, пришлось убить собак и людей на своем веку. А, старая? Ведь не зря у тебя вся голова в бородавках?

Ему нравилось думать о гипножабе как о союзнике, несмотря на то, что он допускал и то, что гипножаба убивала людей. Палач представлял и то, что могла бы гипножаба сделать с собакой, если бы та забрела к ней в гости на болота.

«А что мы теперь станем делать с собаками, если они придут ночью? Что ты можешь сделать? Драться, — ответил он сам себе, — драться, пока не умру».

Но в темноте не было видно ничего — ни огней, ни звёзд.

Вдруг ему показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать в них боль, а значит и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.

«У меня осталась от неё половина, — думал он. — Может быть, мне посчастливится и я довезу до дому хоть ее переднюю часть. Должно же мне наконец повезти!.. Нет, — сказал он себе. — Ты надругался над собственной удачей, когда зашел так далеко в Зону.

Не болтай глупостей, Палач! — прервал он себя. — Не спи и следи за тропой. Тебе еще может привалить счастье».

— Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают, — сказал Палач.

Он попробовал перехватить лямку поудобнее и по тому, как усилилась боль, понял, что он и в самом деле не умер.

* * *

«Ну вот и все, — думал он. — Конечно, они нападут на меня снова. Но что может сделать с ними человек в темноте голыми руками?»

Все его тело ломило и саднило, а ночной холод усиливал боль его ран и натруженных рук и ног. «Надеюсь, мне не нужно будет больше сражаться, — подумал он. — Только бы мне больше не сражаться!»

И в полночь он сражался с чернобыльскими собаками снова — и на этот раз знал, что борьба бесполезна. Они напали на него целой стаей, а он слышал лишь их тяжёлое дыхание в ночи, их запах и свет, который вдруг заструился из самого тела гипножабы.

Экономя патроны, он бил щупом по головам и слышал, как лязгают челюсти и как сотрясаются салазки, когда собаки хватают гипножабу с боков.

Он отчаянно бил дубинкой по чему-то невидимому, что мог только слышать и осязать, и вдруг почувствовал, как щуп наполовину обломился.

Он поднял ствол и начал стрелять, безошибочно находя врагов в темноте.

Но собаки уже набрасывались на гипножабу одна за другой и все разом, отдирая от нее куски слизистого мяса, которое вдруг начало светиться в ночи.

Пасти собак тоже светились, и он стрелял, стрелял, стрелял в эти специально для него подсвеченные мишени.