Я отправилась к Гэвину подстричь челку: она настолько отросла, что я почти ничего не видела сквозь нее. Из салона я вышла с торчащими в разные стороны клочковатыми прядями, местами высветленными до седины. Перед стрижкой, с пренебрежением расчесав мне волосы, Гэвин заявил, что я слишком долго хожу со стрижкой под Брайана Джонса и надо чаще менять образ. Как обычно, он все сделал по-своему, и теперь я гадала, что скажет при виде меня Грант. Тем вечером я как раз собиралась на концерт Relation в «The Other Kingdom». Мы с Грантом должны были увидеться в первый раз с тех пор, как переспали. Я ему уже звонила, но поскольку я повела себя не клево, как он выразился, и не выдержала паузу, он отказался встречаться со мной до субботы.
Тем вечером я сидела в кассе клуба, как вдруг появился Грант. Он оглядел мою новую прическу, а затем кивнул в знак одобрения. Он даже взъерошил мне волосы, будто давая позволение и на другие вольности. Сам он выглядел как обычно: с извечным чемоданчиком в руке и в полосатом кожаном пиджаке. Прежде чем Грант снова испарился, я успела схватить его за руку и спросить, можно ли сегодня переночевать у него. Он нехотя кивнул и ушел. Позже, когда концерт уже закончился, Грант вернулся в кассу и с нарочитой тщательностью пересчитал деньги, сложил их в стопочки и упаковал в кейс. Закончив свое показательное выступление, он отправился следить за погрузкой оборудования, напоследок предупредив меня о скором отправлении домой. Полчаса спустя он вернулся за мной и позвал коротким кивком головы. Мы взяли такси и, прихватив по дороге воскресные газеты, поехали домой. В машине он начал демонстрировать свою пресловутую ярость, потому что я купила «Обзервер», а он — «Ньюс оф зе уорлд» и «Пипл». Дома, уже в постели, мы продолжали ругаться. Остальной народ подтянулся к тому времени, когда мы уже успели прочитать свои газеты и потрахаться. Услышав знакомый женский голос, я поняла, что в гости к ребятам зашла моя соседка Венди. Я знала, что он втрескалась в Спайка, и решила, что ей, видимо, наконец удалось закадрить его. Меня все же немного интересовало, чем там занимается Джо. Впрочем, подумала я, уютно устраиваясь рядом с Грантом, здесь гораздо удобнее, чему Джо: не так шумно, да и кровать шире.
В полдень меня разбудила неуемная суета Гранта. Он уже оделся, но продолжал, скрючившись в углу, перебирать горы рубашек и носков, которые он, точно фокусник, извлекал из неведомых тайников.
— Чем ты там занимаешься? — недовольно спросила я.
— Не твоего ума дело, ясно? — ответил он со злостью.
— Спасибо, Грант, и тебе доброго утра, — как ни в чем не бывало ответила я, начиная понимать, как с ним надо управляться.
— Если хочешь знать, — обернувшись, пояснил он, — в воскресенье у нас банный день. И некоторые не настолько круты, чтобы не мыться. Некоторые умудряются оставаться крутыми и при этом чистыми. Да, есть среди нас такие.
— Ну я-то не грязная, — возразила я, подумав, что это камень в мой огород.
— Ты-то, может, и нет. Но в комнате воняет.
— Допустим, но тут воняет тобой и твоим грязным бельем.
— Если тебя не устраивает, сама и разбирайся, — заявил Грант, переворачивая весь диалог с ног на голову. Я не ответила, и тогда он достал пузырек, выудил оттуда пилюлю и демонстративно проглотил ее.
— Что это? — спросила я.
— Амфетамин, — сказал он и шумно потопал вниз по лестнице с грязным бельем в руках.
Остальные еще спали, и я тоже задремала. Гранта не было целую вечность, но потом он вернулся и разбудил меня своими жалобами: к собственному удивлению, во время стирки он чуть не заснул. С этими словами он завалился в кровать. Я попросила его описать, что за таблетку он принял, и по его объяснениям сообразила, что он перепутал депрессант со стимулятором. «Мэнди» нагоняет дремоту — не так сильно, как барбитурат, но достаточно. Я рассказала ему, как это работает: надо перебороть изначальную сонливость, и тогда начнется настоящий приход, когда пол становится мягким, точно пух, а тело будто превращается в облачко и плавает в пространстве, натыкаясь на разные предметы, и это ужасно весело. Гранту понравилась эта идея, и весь день он бродил по дому, как медведь-шатун. Он велел мне достать ему еще таких таблеток, а потом устроил очередную лекцию на тему крутости. Мол, я вела себя не клево, поскольку позвонила ему раньше назначенного срока; нельзя давать людям понять, что они тебе нравятся. А что касается собственнических чувств, то с ним такое не пройдет, и тем более нельзя выражать эмоции на людях. Надо научиться ждать, пока он сам позвонит, и только ему позволено решать, когда мы встретимся. Я возразила, что иногда, если мне кто-то нравится, я звоню ему просто по велению сердца и нет ничего дурного в том, чтобы иногда поддаться чувствам.