Групповые люди

Лоск успокоился. Я разогрел суп, разлил в две миски, и мы приступили к трапезе. Суп был наваристый. От костей отделились довольно увесистые куски мяса. Я и мясо разделил поровну. Потом на газету я вывалил Лоску кости, и он с наслаждением приступил к десерту. Я обошел все углы. Шушеры нигде не было.

На следующий день я увидел ее у плиты. Она стащила кусок хлеба со стола. Мне это не понравилось. Я ей снова сказал:

— Мы так не договаривались, дорогая.

— Мало ли о чем мы не договаривались. Ты лучше посмотри в зеркало. На кого ты стал похож со своей подозрительностью! Бросай лучше свои темные делишки и переходи к нам. Я переговорю с нашим секретариатом, чтобы тебя зачислили в роту ученых. У нас тоже есть психологическая служба. Мы готовимся перерезать всех собак и кошек. Мы создаем фракции и кланы, чтобы затем их уничтожить. Надо периодически делать чистки в своих рядах. Чем больше чисток, тем здоровее группы и кланы. Так говорит наш вождь.

— Ты фашистка?

— Я крысистка. Крысизм — это самое передовое в мире учение, благодаря которому все особи на земле примут облик, приближающийся к крысиному. Мы создадим электрические лабиринты, пройдя через которые любое существо либо погибнет, либо превратится в существо, напоминающее крысу.

— У вас есть свои основоположники?

— А как же! — проговорила она голосом Никулина. — Без основоположников никак нельзя. Две вещи должны быть еще, кроме основоположников. Это знамя и вера. Крысизм — наше знамя, а вера основана на преданности вождю. Наш вождь живет на Ближней даче, а между тем все считают, что он стоит во главе войск. Он никогда и оружия не держал в руках. Его оружие — интеллект. Известно ли тебе, что мозг крысы — это принципиально новое явление в мироздании? Так что подумай о лабиринте. Он скоро будет готов, и первая партия будет запущена к весне.

Вот так моя подкорка измывалась над моим сознанием. И если бы я дал подкорке волю, то она непременно бы одела Шушеру в генеральский мундир, ибо в крысином голосе я точно улавливал интонации Микадзе. Да и кто, кроме него, мог говорить такие слова:

— Я знаю семью Сталина, дружил с Василием, едва не женился на Светлане Аллилуевой… А вас я сразу полюбил… Полюбил, когда узнал, сколько сил вы вложили в колонию дробь семнадцать — этот памятник нашему покойному вождю…

— Господь с вами, не вкладывал я никаких сил в этот памятник…

— Не скромничайте. В данном случае скромность не украшает. Я читал ваши теоретические разработки, да и с Зарубой встречался. А когда я вас увидел, то мои чувства сразу упрочились. Вы как две капли воды похожи на одного моего друга, расстрелянного по делу Берии. Он на открытом суде в Оперном театре, когда шел процесс Багирова, открыто заявил: "Нас расстреливали, мы расстреливали, но и вас всех расстреляют!" Скоро наступит этот час, поверьте мне, — сказал Микадзе доверительно, и я ощутил на своей щеке тонкие крысиные усики. Лицо Шушеры удлинилось, она продолжала, точно Микадзе и не было в комнате: — Попомните мои слова, о Берии еще будут написаны книги, исследования, монографии. Сталин дураков не держал. Берия — это личность. Выдающийся человек, ученый, исследователь, государственный деятель. Какие там Фуше! Фуше — пигмей в сравнении с ним! Но о нем потом. Сейчас на повестке дня в борьбе миров — операция "Сталин". Да, это самая гигантская идеологическая и военная операция, которая когда-либо проходила в мире. Она тщательно подготовлена сионистами и американским капиталом. Операция "Сталин" — это удар по коммунизму, по всему международному рабочему движению.

Генерал, поскольку наша беседа перенеслась в баню, не в какую-нибудь общую баню, а в настоящую финскую, выполненную из мрамора, с двумя бассейнами, креслами, трапезной, простым и циркулярным душем, — так вот, генерал встал и произнес передо мною речь, которая в общем сводилась к утверждению тезиса: операция "Сталин" — это самый крупный в истории политический шантаж, нацеленный на компрометацию мирового коммунистического движения.

Мы вышли из парной, и генерал, несмотря на свой возраст, плюхнулся в ледяной бассейн. Отфыркиваясь, он, держась за поручни, вышел из бассейна, но поскользнулся и упал. Я подбежал к нему, когда он уже лежал на полу. Это было какое-то странное падение. Он вовремя сгруппировался, и ему удалось избежать сильного удара об угол мраморного бассейна. Я усадил генерала в кресло. Он смотрел на меня стеклянными глазами и мужественно говорил:

— Это ерунда. Пустяки. А вот в операции "Сталин" нам предстоит победить. Иначе — смерть.

— Но позвольте, — сказал я. — Выходит, не было тридцать седьмого года? Не было преступлений? Не было массовых убийств, лагерей смерти, репрессий и надругательств над человеком, над народами?