Он, не договорив, бросил трубку, потому что не хотел показывать родителю слёзы, не по-мужски всё-таки. Кинул сотовый на тумбочку и заглянул в пакет, сквозь слёзы пытаясь разглядеть вещи, — нужно же было располагаться и… обустраиваться.
Мысли, хаотично сменяя одна другую, лезли в голову.
Хана дискотеке… А как он собирался подсунуть физичке ручку с электрошоком! Или как планировали размалевать маркером двери учительской. А как хотели нарисовать на школьном заборе граффити. У Витьки был даже подготовлен большой трафарет для этого!.. Теперь все приключения пройдут без него, мимо, потому что за пару часов кто то вот так запросто выдрал из юности целый насыщенный кусок.
Вытирая намокшие и покрасневшие глаза, он злобно распахнул тумбочку и стал закидывать туда мыльницу, зубную щётку, позорное полотенце с цветочками, которое вчера притащила мама. Он ведь всего несколько часов назад думал, что отравление пройдёт, забудется и удалится даже из самых глубоких уголков памяти. Но нашли гепатит. И всё.
Где он с кровью возился? Как подхватил вирус? Наверное, неважно уже как. Важно, что теперь будет. Неужели больница на целый месяц?
Телефон задрожал и пополз по поверхности тумбочки.
«Ликуся» — светилось на экране.
«Что ей говорить?» — промелькнуло в голове у Витьки, и он трясущейся рукой взял трубку.
— Ну что, болезный?! — весело смеялась девушка. — Когда домой собираешься?
«Боже, она же ничего не знает», — со страхом подумал Виктор и сказал уже вслух: — Не собираюсь.
— Ну и сиди там! — шутливо хихикнула Лика. — Только дискач тогда мимо тебя пролетит!
— Я знаю, — к горлу подступил плач, но мальчишка подавил его ровным серьёзным голосом.
— Ты чё? — Лика перестала смеяться. Что-то в тоне парня, видимо, насторожило её.
Витя вздохнул, сделав небольшую паузу. Руки и ноги враз ослабли, захотелось провалиться сквозь землю.
— Я заболел.
— Я знаю!
— Нет, сильно заболел, — выговорил наконец Виктор, — надолго. Я никуда не пойду.
— Что? — теперь паузу сделала девушка. — Тебя положат в стационар, что ли?
— Да. Лика, я сам не знаю. Но на месяц слёг точно.
Я потом позвоню, — Витька прервал разговор и крепко сжал телефон в ладони. Хоть бы она не перезванивала!
Ничего не хотелось объяснять, оправдываться, ведь как только он начинал думать о грядущем заточении, глупые, ребяческие слёзы независимо от воли выкатывались сами собой.
Виктор выложил оставшиеся вещи в тумбочку, скомкал пакет и нехотя поплёлся к умывальнику, думая, что следует ополоснуть раскрасневшиеся глаза, пока кто-то не увидел его в таком унизительном состоянии.
Ангельское терпение
Он покинул одноместный бокс. Коридор к этому времени уже успел пропитаться «ароматами» завтрака: в ноздри въедался резкий запах подгоревшего молока и манной каши. Витьку в последний раз заставляли есть кашку, когда ему было лет пять, да и то с барабанным боем. Теперь же она могла войти в обычный рацион.
В ужасе парень проследовал к скрипучей двери, ведущей из отделения. За ней протягивался широкий холл. Там не несло манкой и, главное, кругом зияли окна — глаза в мир, — куда солнце, не видя преград, с мальчишеским озорством запускало утренние лучи. Виктор встал в дверном проёме у лестницы, чтобы подкараулить отца. Снизу доносился неясный шёпот, и меж этажами подымался лёгкий сигаретный дымок. Вероятно, кто-то втихаря от врачей «бросал курить».
Витя уставился в замызганное западное окно. Взгляд почти сразу врезался в угрюмое, сырое здание напротив — поликлинику. Тем, чьи палаты выходят на эту «красоту», явно не повезло, если, конечно, можно назвать кого-то из больных везунчиками.
— Извините, можно пройти? — прямо возле уха у парня раздался ровный голос. Девчонка, одетая в чёрный спортивный костюм, ожидала, пока Виктор соизволит уйти с прохода. Парня почему-то её появление не обрадовало — сбила с мысли! Он только сбежал от прочих глаз и вони подгоревшего молока, как и тут нарисовались зеваки.
— Мля, подождёшь! — гаркнул он и назло подбоченился, чтобы окончательно перекрыть дорогу.
Девочка, на Витькино удивление, послушно остановилась, вовсе не пытаясь скандалить. Он даже расстроился: ведь так хотелось на кого-нибудь вылить скопившуюся злобу, оторваться, обвинить во всех бедах. Душевный оркестр Виктора бренчал трагическую мелодию, и говорить нормальным тоном у парня просто не было сил. А когда девушка ещё и посмела повести себя столь безукоризненно, Витёк разозлился втройне, возмущённо буркнув: «Ладно, прись! Всякие тут с утра пораньше шастают…»
С лёгким испугом и непониманием она осторожно прошла мимо.
— Зачем валяешь дурака, вид психопата тебе не идёт, — девушка пристально посмотрела на Витю. Его даже слегка передёрнуло от такого холоднющего синего взгляда, и парень не придумал ничего лучше, чем скорчить рожу.
Не отреагировав на грубость, девчонка мотнула молочно-белыми волосами и пошагала в отделение.