Грустная книга

Спектакль был принят горячо и зрителями, и прессой., Я смутно помню зрительный зал на этой второй премьере. Помню только, что он был парадным и в ложе правительства были гости.

Когда бывало правительство, меня проверяли перед выходом в кулисе «штатские» люди — проводили руками по бокам, нет ли оружия. Я же была дочерью «врага народа»! Ужасно было это; терпеть. У Ливанова долго осматривали деревянный наган, вынув его из кобуры. В декорациях было тесно от чужих — «штатских».

За первые четыре дня мы играли «Куранты» пять раз. Самой большой наградой нам было признание спектакля Владимиром Ивановичем. Обруганная рецензенткой в Саратове, я была счастлива похвалой моего-великого Учителя.

Через некоторое время в газете появилась коллективная рецензия каких-то уцелевших старух, якобы «старых большевичек», в которой они нападали на Грибова, упрекая его в недостоверности образа Ленина. Но истинная причина была в другом: в «Курантах» роль Сталина — эпизодическая (его в то время играл у нас грузинский артист Геловани, приглашаемый во все театры и в кинофильмы — он был очень похож). Нападки на Грибова были несправедливыми, а цель меркантильной.

Премьера «Фронта» тоже прошла с большим успехом. Состав был очень сильный: Москвин, Ливанов, Яншин, Чебан и много других хороших артистов.

Во время моего одиночного житья в Москве произошло событие огромного для меня значения. Владимир Владимирович Дмитриев, всегда относившийся ко мне внимательно и дружески, а во время эвакуации особенно, повел меня к Ольге Леонардовне. Не с визитом, не официально, а ввел меня в дом. И меня приняли. Постепенно я стала «своей» для Ольги Леонардовны и для Софьи Ивановны (о ней я уже писала). И так продолжалось долго — до конца жизни этой необыкновенной женщины, артистки, а потом и Софы, в 1967 году.

Володя Дмитриев был очень дружен с Ольгой Леонардовной, подолгу живал у нее в доме в Москве и в Гурзуфе вместе с женой Мариной. Дружба их была на равных, несмотря на огромную разницу в возрасте. Они могли отчаянно спорить о театре, о живописи, о литературе, вскипая одинаково темпераментно даже по пустякам. Но как же они оба глубоко и нежно любили друг друга! Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что у Дмитриева не было человека ближе, перед кем бы он был так открыт, кому бы он так доверял. А был он, по природе своей, и замкнут, и очень сдержан.

Во время налетов ужинали у Ольги Леонардовны в передней, где заранее элегантно накрывался маленький столик, придвинутый к сундуку, — только маленькие тарелки и графинчик, когда бывала «влага».

В свободные вечера я с радостью бывала в этом необыкновенном доме, почти всегда — до бомбежки. Ольга Леонардовна и Дмитриев оригинально развлекались — они вслух читали поваренную книгу Елены Молоховец и со всей серьезностью обсуждали меню обедов и ужинов, горячо споря, а потом шли в переднюю и с аппетитом ели вареную, иногда и печеную картошку или еще что-нибудь совсем не «по Молоховцу».

Ольга Леонардовна никогда не жаловалась на неудобства или на скудость продуктов по карточкам, а если кто и ныл иногда, в ответ получал обычное: «Глупости какие, не капризничайте!»

К середине ноября 1942 года весь коллектив театра вернулся из Свердловска. Бесконечно много за время эвакуации сделали Москвин, Хмелев, им во всем помогал Михальский.

И вот началась наша трудная военная жизнь в Москве. С выездами на фронт, с болезнями, с личными тяжелыми потерями. Но мы были дома, и Художественный театр работал в полную силу. Готовились к репетициям «Русские люди» К. Симонова. Было очень много шефских концертов в госпиталях и воинских частях.

Война была в разгаре, но настроение стало лучше, появилась уверенность, что самое страшное позади.

…Муж приехал из Свердловска не совсем здоровым — сердце давало себя знать, а работы было много.

У Ольги Леонардовны мы теперь иногда бывали вместе, и она была очень ласкова с Николаем Ивановичем, а у Софьи Ивановны с ним сразу завязалась крепкая дружба.

Во время налетов, когда ужинали в передней, Николай иногда забегал с дежурства по дому, ему наливали рюмку и давали закусить. «Как дворнику в праздник», — кланяясь, говорил муж.

Иногда, в редкие свободные вечера, к нам заходили Дмитриев, Михальский, Хмелев и, конечно, Раевский. Очень радушно к нам относились Тархановы, особенно после того, как Елизавета Феофановна стала играть Забелину — мать моей героини в «Курантах». Мы крепко дружили с Ольгой Сергеевной Бокшанской и с ее мужем, Евгением Васильевичем Калужским.

В то суровое время мы находили возможность встречаться с друзьями, почти всегда это было после вечерних спектаклей, и на столе было то, что было, специально не готовились, а иногда что-нибудь приносили с собой гости.

В театре очень деятельным был помощник директора Игорь Нежный. Благодаря его усилиям появился ОРС.[16] Заведовал этим ОРСом человек, которого мы все звали «Борода», он же знаменитый Арчибальд Арчибальдович, или Флибустьер, из ресторана Грибоедова («Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова).