Грустная любовь. Романтический парадокс и поиски смысла жизни

Но было приятно думать, что отступление в укромный уголок академической среды возможно, было приятно довольствоваться репутационными оценками и грантами. Когда сегодня люди говорят мне, «наверное, это приятно», знать, что моя работа привлекает внимание, я пытаюсь объяснить, каково это. На самом деле это сложно. Местами ужасно. Но я всё равно считаю, что это стоит усилий. Я пытаюсь делать работу другого толка, и у меня получается неуклюже, мне неудобно. Я не могу опираться на свои достижения (какими бы они ни были), потому что они не приведут меня туда, куда я направляюсь. Даже приблизительно. Как только я начала исследовать любовь и пытаться вынести свои идеи за пределы узких стен академической философии, я поняла, что мне нужны навыки, которые мне не удалось развить за десять лет академического обучения.

В первую очередь мне нужно было научиться другим способам коммуникации. Я умела писать только для своего маленького уголка академической среды. Оказалось, научный стиль не откроет путь к сердцам и умам большинства людей. (Кто бы мог подумать!) Поэтому я снова пошла учиться. И это не метафора. Я поступила на магистерскую программу литературного мастерства в своем университете. Я снова стала студенткой, училась на заочном отделении параллельно с основной работой.

Всё мое академическое образование было направлено на строгую аргументацию – проведение четких, прямых, черно-белых линий от одной точки к другой. Не поймите меня неправильно: я благодарна за этот навык, и признаю, что оттачивать его на протяжении многих лет моего обучения было привилегией. Это не только академический навык, благодаря которому я пишу статьи, это жизненный навык, благодаря которому я выживаю. Но, как любой инструмент, он ограничен, и есть определенные виды философской работы, где он неприменим. И к некоторым из этих видов работы меня непреодолимо влечет. Поэтому мне пришлось освоить другие навыки, но не для того, чтобы заменить те, что я накопила за первые сорок лет жизни, а чтобы их дополнить.

Я учусь писать и думать как писательница, поэтесса или журналистка, а иногда как все они одновременно. Это не значит, что вести прямую, четкую аргументацию неправильно. Бывают случаи, когда затейливые черно-белые рисунки – лучший способ что-то проиллюстрировать: например, когда важны мелкие технические детали, а всё остальное отвлекает внимание. Но вы не сможете изобразить реалистично многослойный пейзаж с рассеянным внешним светом и сложными тенями, если прямые черно-белые линии – единственный известный вам прием.

Я получила степень магистра изящных искусств во время пандемии коронавируса и вместе с другими студентами 2020 года праздновала выпускной онлайн. Но на протяжении нескольких предыдущих лет я превращалась из профессора в студентку и наоборот всякий раз, проделывая путь от кафедры философии до кафедры литературного мастерства и обратно.

Мне не кажется странным делать несколько вещей одновременно, играть сразу несколько ролей. Мне нравится это больше, чем концентрация на одном, чем специализация, которую принято считать нормальным путем в науке. Мой разум работает лучше (и способен на большее), когда он фиксируется на широкой базе.

Точно так же мне не кажется странным находиться в нескольких отношениях одновременно. Более того, в моменты трудностей с психическим здоровьем иметь поддержку большего числа любящих партнеров – очень удобно. Работа по поддержанию меня не должна ложиться на одного человека.

Что возвращает меня к той грусти, о которой я говорила ранее. Легко представить, как партнеры могут отреагировать на решение их любимого человека продолжить работу, которая, очевидно, сделала ее несчастной. Легко представить себе озабоченность или расстройство, за которым последует совет уволиться и вернуться к прежней комфортной жизни. Легко представить, что партнер просто не захочет быть со мной, если я настаиваю и продолжаю делать себя несчастной. Разве любовь не должна быть исключительно «счастьем навек»?

Но ведь любовь «должна» быть и моногамной, а моя не моногамна. В самые тяжелые моменты моей депрессии даже любовь моих партнеров не могла сделать меня счастливой, но она сделала меня и мою работу возможной.

Их признание и поддержка того, кем я решила быть и что я решила делать, были выражением любви. Им бы не был совет уволиться. Размышления об этой разнице – между любовью, которая заставляет меня чувствовать себя счастливой, и любовью, которая заставляет меня чувствовать себя возможной, – и подтолкнули меня к главному выводу этой книги, ставшей новой теорией любви. Эта новая теория не спорит с моей первой книгой «Что такое любовь», не стремится ее заменить, но она затрагивает другую часть проблемы. Эта книга – о моей теории грустной любви. Или, точнее, о моей теории эвдемонической любви, в которой есть место для всего спектра человеческих переживаний и эмоций, положительных и отрицательных, счастливых и грустных.