Грустничное варенье

Вырвалась на свободу девушка и бросилась бежать. Избавилась она от сомнений и страха, выбирая вместо темниц новую, неведомую вольную жизнь там, впереди. Окликал ее отец, требуя вернуться, а когда она не послушалась, швырнул что есть силы ей вослед скалу, Шаман-камень. Но камень не причинил ей вреда. И Ангара понеслась дальше, махнув на прощание Иркуту. Витязь не стал ее догонять, хоть и не смог сдержать слез. А красавица все бежала и бежала, и рассыпала во все стороны нитки волшебных бус в дар людям. А когда очутилась во владениях Енисея, надела самые красивые бусы и такой предстала перед ним. Енисей кинулся ей навстречу, и больше они уж не расставались… Прошли века. Стал Байкал великим озером, реками обернулись влюбленные Енисей с Ангарой и грустный Иркут. И только бесчувственный страж Ольхон превратился в камень.

Лиля сделала музыкальную паузу, а после продолжила:

— Здорово, правда? Когда с местами знакомишься как с людьми, с ними уже не расстаешься, они навсегда с тобой. Кстати! Когда мы были в Красноярске, я совсем забыла упомянуть про Царский мост через Енисей, к которому сбежала Ангара. Чудо инженерной мысли. Когда-то на Всемирной выставке он разделил с новехонькой Эйфелевой башней главный приз и золотую медаль. Между прочим, с формулировкой «за архитектурное совершенство и великолепное техническое исполнение». Потом его много раз упоминали в списках чудес света, чудес России — короче, всяких чудес. Говорят, и правда зрелище грандиозное, великий мост через великую реку. Ну, а в 2007 году его разобрали и сдали на металлолом. Такой вот современный подход к чудесам. А могли бы придумать пару-тройку легенд и экскурсии водить. Салаги… Мне ужасно не по себе от этого. Такая красивая легенда, такой красивый мост. Но легенда — просто выдумка, а мост — просто куча хлама. Если подобная участь постигла настоящий шедевр, всеми признанный, то что уж говорить… обо всем остальном? О нас? Я смотрю на себя, и… и иногда мне кажется, я такая же груда металлолома. Пусть не сейчас, но скоро. Время уходит, а мне нечем за него уцепиться…

И тут Лиля шмыгнула носом. Этот всхлип, по-детски мокрый, так отчетливо донесся из-за занавеса, сотканного из недель, расстояний и погребального савана, что у Лары сжалось горло, будто под гортанью на шее сомкнулись чьи-то костлявые пальцы. Из магнитолы доносилось тихое змеиное шипенье. Лара нажала на кнопку перемотки и перелистала треки, но все они были музыкальные, а не голосовые. И тогда она вытащила диск, заперла его в бардачке, торопясь, словно захлопывала ящик Пандоры, и откинулась на сиденье.

Бензин на древней, ветшающей заправке действительно оказался скверный, двигатель ревел и не желал тянуть машину вперед.

Егор заговорил глухим голосом:

— Я до сих пор не все рассказал тебе о Лиле.

— Да ты издеваешься…

— Я долго думал об этом в Гагавке. То, что там происходило…

— Что именно?