Грустное лицо комедии

Философский, эксцентрический сценарий ставил передо мной немало новых проблем. Необычность сюжета диктовала необходимость поиска своеобразной стилистики. У нас в кино существовал богатый опыт создания киносказок, но для «Человека ниоткуда» заимствовать эту эстетику не годилось. Искали непрерывно, но стиль, интонация, манера давались очень трудно. Всё оказалось для меня внове. Красили натуру, например, делали розовым асфальт или синими наружные стены домов. Соответственно костюмы героев тоже решались и как привычные, и в какой-то степени условные. Наряду с творческими проблемами возникали и чисто технические, причём зачастую от них зависел успех того или иного трюка. А трюками, самыми разнообразными, лента была насыщена до предела. Например, когда Поражаев приходил в Москву, то первое, что он видел, — висевшую на стенде газету с траурной каймой и его собственным портретом. Изумлённый тем, что он так преждевременно умер, Поражаев вперялся в газетную фотографию, окаймлённую скорбной рамкой. И вдруг фото покойника оживало и хулигански подмигивало своему живому оригиналу.

Или другой герой фильма, Чудак, замечал с крыши стадиона в толпе расходящихся болельщиков любимую женщину. Он прыгал к ней с немыслимой высоты, но попадал в жерло водосточной трубы. По мере того как его тело двигалось внутри трубы, она расширялась, принимая форму тела. Наконец Чудак вылетал из трубы и плюхался на асфальт.

Или, к примеру, во время забега по гаревой дорожке стадиона Чудак бежал последним, но перед финишем он совершал гигантский прыжок и, перескочив через всю группу легкоатлетов, сваливался прямо на финишную ленточку. Так он становился победителем. А вот ещё трюк: Чудак хватался рукой за кабель, и его дёргало электрическим током. Контур дикаря вдруг начинал весь светиться. Когда Чудак заявлялся в учреждение, он всё ещё продолжал оставаться наэлектризованным. Неожиданно с его руки срывалась молния, прямым попаданием поражала бюрократические бумаги и испепеляла их. Никчёмная писанина горела ярким пламенем и превращалась на глазах зрителей в кучку пепла.

Подобные «штучки» были рассыпаны по всей картине в изобилии. И вводились они не только и не столько для того, чтобы потешить публику, но главным образом чтобы подчеркнуть необычность жанра, своеобразную стилистику ленты. Помимо таких чисто кинематографических трюков, в комедии было полно спортивно-цирковых аттракционов.

…После того как мы расстались с Игорем Владимировичем Ильинским, начались поиски нового главного исполнителя. Мы наткнулись на молодого актёра Большого драматического театра в Ленинграде Сергея Юрского. Юрский знал искусство арены, был мускулист и спортивен. В театре его карьера только начиналась — двадцатипятилетний, подающий надежды актёр сыграл на сцене свою первую роль. В кино он не снимался ни разу. Первая же предложенная Юрскому кинороль оказалась очень трудной: условная, эксцентрическая, гротесковая, с элементами акробатики и одновременно реалистическая, нагруженная драматическим содержанием. По-моему, Сергей Юрский с ней успешно справился. Не скрою, мне очень приятно, что именно моя комедия открыла для кино этого своеобразного, талантливого артиста…

В отличие от «Человека ниоткуда» в «Гусарской балладе» не было, пожалуй, ни одного трюка, связанного с применением кинотехники. Все аттракционы носили спортивный, акробатический, цирковой характер и выполнялись наездниками и фехтовальщиками. В съёмочную группу были приглашены бесстрашные джигиты из цирковой конной труппы Михаила Туганова и целая когорта замечательных саблистов, шпажистов и рапиристов. Среди них были мастера спорта и чемпионы Советского Союза.

В съёмках конных и пеших сабельных боёв из-за участия в них артистов служба техники безопасности сразу же запретила использование боевого оружия. Изготовили бутафорские клинки из дерева. Однако во время первой же тренировки актёры вошли в раж и так исступлённо размахивали деревянным оружием, что все сабли, шашки и палаши превратились в обломки и щепки. Пришлось самовольно нарушить инструкцию и дать артистам настоящие клинки. Опасность усугублялась тем, что фехтовальные сцены велись на снегу.