Грустные сказки о Любви

Человек проснулся и открыл глаза. Солнце уже подкралось к окну и вот-вот было готово ворваться своими лучами в эту белую комнату, заставленную кроватями. Он попытался повернуться на другой бок и вскрикнул от боли, пронзившей насквозь все тело. Боль была внезапной, как случайный выстрел, и Человек мучительно застонал, и все вспомнил: стену, камнепад, долгий полет в бездну и первый, самый страшный удар о камни...

- Опять! - Человек собрался, рывком вскочил на ноги и посмотрел на часы. Времени оставалось только позавтракать и добраться до работы. Сегодня предстоял нелегкий день: надо было очень много успеть, и расклеиваться он не имел права. Человек тяжело вздохнул, вспомнив о Вершине, и начал собраться.

Он любил эту Вершину. Каждую ночь, засыпая и проваливаясь в черную бездну сна, он оказывался у ее подножия. Огромный пик, щедро изрезанной ледниками, будто подернутой сединой, уходил далеко в облака. И каждую ночь Человек пытался ее покорить. Он менял маршруты, шел с запада, с востока, с юга и с севера, но каждый раз его постигала неудача. Вокруг возвышалось множество других вершин; время от времени он видел на них других альпинистов, но сам всегда возвращался только к своей Вершине. Он вновь и вновь бросал ей вызов, надеясь победить.

Срываясь, он ломал себе руки, ноги, разбивал в кровь лицо. Коллеги по работе удивлялись: вчера расстались поздно вечером, - все было нормально, а утром - весь в гипсе. Но это было не самое страшное, весь ужас положения заключался в другом - ведь засыпая, он не спал. Ему предстоял тяжелый путь вперед, и уж здесь-то надо было смотреть в оба. И только в те дни, когда Человек был настолько вымотан или так запеленат в гипс, что о восхождении нечего было и думать, он погружался в тяжелое и тревожное забытье. Но даже в нем он видел сны о Вершине, о том, как он наконец-то покоряет ее, стоит на самом пике, а под ним распластались огромные, бескрайние поля облаков, и, глядя на них, он счастливо смеется. Он победил!

Но вот снимали гипс, и все начиналось сначала. Он вновь стоял у подножия, и неприступная Вершина вновь скрывалась в нависающих свинцовых облаках. Не раз он обещал сам себе бросить это все к чертям, навсегда забыть о манящей Вершине, начисто выбросить ее из головы. Но вновь и вновь он возвращался к ней и опять срывался в тщетной попытке победить. И ведь как-будто бы ничего особенного в этой Вершине-то и не было, но он всегда возвращался именно к ней и начинал очередное восхождение. Иной раз оно длилось несколько ночей подряд, и часто казалось - уже все, Вершина покорена, но одно неверное движение, поспешно вбитый крюк, трещина, нежданно пропоровшая ледник, лавина или выскочивший из под ноги камень ввергали его в бездну. И Человек просыпался не ощущая своего тела, весь в кровоподтеках и ссадинах.

Конечно, он мог разорвать этот порочный круг. Это стоило бы больших трудов, но он был способен на это. Он мог, но почему-то не хотел этого делать. Нет, Человек не был мазохистом: самоистязание не доставляло ему удовольствия, просто... он любил ее и шел вперед. Шел, невзирая на холодное равнодушие, которым она встречала его каждый раз. Лишь однажды, очутившись у подножия Вершины, он увидел вместо ставших уже привычными жмущихся к земле облаков яркое и ласковое солнце. Вершина ждала его. И он немедленно ринулся вверх. За эту ночь Человек прошел раза в два больше обычного и проснулся утром выспавшимся и отдохнувшим.

В последний раз я видел его, когда он укладывал снаряжение и готовился продолжить удачно начатое восхождение. Как всегда он был полон решимости покорить неприступную Вершину, даже, не смотря на то, что погода ухудшалась. Я искренне пожелал ему удачи, ибо знал, что, если и на этот раз Человеку не повезет, то врядли он сумеет спастись как раньше. Вопрос встал ребром: "Или - или". Удачи тебе, Человек!

11. Сказка о трех волшебных дверях или Почему Капитана называют Капитаном

("Маленькая" пародия на самого себя)

Эта история случилась задолго до того, как Капитан отправился в свое долгое морское плавание. Она произошла еще тогда, когда глюки были дружны с людьми и часто помогали друг другу. А самого Капитана в ту пору и звали-то совсем не Капитаном, а просто Клубничным Поручиком. И, в зависимости от того, кто произносил это имя, в устах говорившего оно приобретало либо язвительно унижающий, либо одобрительно влюбленный оттенок. А почему Капитана называли Поручиком, так это уже совсем древняя история, о которой он не любил распространяться, а значит и я о ней умолчу. А вот как он стал Капитаном, это я знаю доподлинно, о чем и поведаю тебе, Настенька.