Груз

В начале Андреевского спуска, сразу за растреллиевской Андреевской церковью, есть смотровая площадка. Мы простояли на ней минут двадцать. Дирк, ландшафтный архитектор, восхищался устройством Киева. «Зона отдыха здесь посреди города!» – повторил он несколько раз. Группа товарищей рядом с нами оказалась терпеливой. Они по очереди тыкали пальчиками в каких-то неинтересных направлениях, что-то тихо обсуждали и явно были готовы стоять так хоть три часа. Наконец, не выдержав, я шепнул своему спутнику: «Пошли быстро», и мы спортивным шагом устремились вправо по асфальтовой дорожке за спиной у церкви, куда обычный турист не ходит. Через сто метров я сказал: «And now just a small exercise, please». Мы проворно вскарабкались по склону, и очутились во дворе дома, примыкающего к Андреевской церкви.

Растерянные «товарищи» постеснялись кинуться за нами, так что я имел не менее трех минут, чтобы сказать Дирку вещи, о которых он, наверное, уже догадывался, но, разумеется, не мог знать наверняка.

Ни в какой другой точке нашей прогулки, равно как и в метро, я не решился бы ему это сказать, хрен ее знает, эту гебуху, как она умеет подслушивать.

«Не извлекайте груз. Увозите, как привезли. За нами следят. Следить начали явно только в Киеве.

Продолжайте свою поездку как ни в чем не бывало. Не отклоняйтесь от сроков, не ускоряйте выезд из страны. Если машину распотрошат, действуйте согласно вашей легенде, которая мне неизвестна.

Со мной вы встретились по просьбе художника Анатолия Иванова и его жены Лены, это мой старый товарищ, он уехал в Америку семь лет назад. Вы с ним познакомились в Амстердаме. Он просил передать бедному советскому другу этот пакет. Потом он позвонил мне в Москву, назначил нашу встречу в метро и описал мне вас с дочерью».

С этими словами я взял из рук Дирка пакет, который ему уже давно прискучило таскать, и протянул фотографию Толика Иванова: «Быстро прячьте в карман, это тот самый человек».

Надо ли говорить, что эту свою речь я утром тщательно подготовил, выбирая самые простые слова и все время жалея, что под рукой нет русско-английского словаря. Потом я выучил эту речь наизусть. Что же до фотографии Толика Иванова, она у меня почему-то оказалась в книге, которую я взял с собой в поезд. Вечером я тщательно проглядывал свои вещи в поисках чего-нибудь нежелательного, и когда наткнулся на фотографию, посчитал это знаком свыше.

Хотя я говорил, старательно произнося каждое слово и даже повторяя некоторые вещи, когда Дирк недостаточно активно кивал головой в знак понимания, мне кажется, я уложился минуты в полторы, хотя не поручусь: в подобных ситуациях судить о времени крайне трудно. Как бы то ни было, ни одна живая душа во дворе не возникла. Потом я все повторил снова еще раз.

В тот самый миг, когда мы вышли на Десятинную улицу, на нее с двух сторон влетели две машины, полные людей, и остановились как вкопанные. Никто из машин не вышел. Тогда мне было не до смеха, но я все равно понимал, что это достаточно комическое зрелище. Антенны от резкой остановки буквально хлещут по капоту и по крыше поочередно, а большие потные люди сидят в машинах молча, глядя прямо перед собой. Предполагалось, наверное, что они выскочат и изобразят мирных дворников, почтальонов, землепашцев, да мы, на беду, слишком рано появились из подворотни, и теперь они сидели, не зная, как поступить, и ненавидя нас.

Мы повернули влево и прошли мимо одной из машин. Я был готов к тому, что сейчас из обеих горохом выкатятся их седоки и схватят нас, совсем как в двухсерийном фильме «Заговор против Страны Советов» (Центральная студия документальных фильмов, 1984), ведь произошла передача опасного криминального пакета, он был уже не в руках у Дирка, а в моих.

«Ну не идиоты же они, – говорил я себе, – им известно, что я вчера заметил слежку за собой, это обязательно должно было меня спугнуть, да еще и милиционер проверил документы, так что исключено, чтобы я отважился на что-то, на чем меня можно схватить». А другой голос в ответ твердил: «Не пытайся рассуждать за них, это бесполезно. А вдруг идиоты?»

Другой голос принадлежал, как видно, очернителю советской действительности, ибо оказался неправ. Никто на нас не кинулся. Оставив несгибаемых андроповцев наедине с их трудностями, мы дошли до фуникулера, спустились на Подол и там расстались. В те годы, чтобы воспользоваться киевским фуникулером, надо было опустить в щель турникета всего лишь двухкопеечную монету – как в уличный телефон!

В последнюю минуту я спросил у Дирка, уверен ли он, что в пакете нет калькулятора, не поручали ли ему передать мне таковой: «No calculator, no small computer?» – кто-то из доставщиков, помню, называл эту штуку компьютером. «Ноу, ноу», – уверенно качал головой Дирк. Да, у него был калькулятор для нас, но он вчера вечером нажал в углубление «Reset» на его донце, чем стер все записи, какие там только могли быть. Разумеется, этот диалог следовало провести еще во дворе, но я забыл тогда.