Груз для горилл

"В атеизме и нечестивости не уступая другим, о ком шла речь, вместе с ними был покаран один из наших соотечественников, оставшийся в памяти многих под именем Марлин, по образованию – ученый, воспитанный с юных лет в университете Кембриджа, но по роду занятий – драмодел и непристойный поэт, который, давая слишком много воли своему разуму и не желая считаться ни с какой уздой, погряз (как и следовало ожидать) в такой крайности и озлоблении, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах кощунствовал над троицей, но также (как истинно свидетельствуют) писал книги против нее, уверяя, что наш Спаситель – лицемер, а Моисей – фокусник и развратитель народа, что святая Библия – лишь пустопорожние и никчемные сказки, а вся религия – выдумка политиков. И вы посмотрите, какое кольцо господь вдел в ноздри этого пса лающего…"

Этот печатный донос они читали вдвоем – Томас Неш и Ричард Бербедж.

– Бедный дружище Кит! – сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в мусорную корзинку. – Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с "Гизом"?

– В том-то и дело, что никак, – нахмурился актер и, словно защищаясь, поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее слово натуру Неша. – Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.

– То есть как это – исчезла? – у Томаса гневно сошлись брови.

– Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался этот бездарный стихоплет Уотсон[12], из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на виселицу, но не пойманный – не вор. Кому и что тут докажешь?

– Прибью негодяя! – поклялся Неш.

Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.

– Не прибьешь, Том. Не прибьешь…

– Вот увидишь!

– Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над "Дидоной". Так что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную рукопись "Гиза".

– "Восстановить"! – во весь голос выкрикнул Неш. – Ты хотя бы приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере, понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это невозможно… Я же не заучивал ее на память!

– Возможно, Том, – непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый Ричард. – И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное – не тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу. Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.

– Если так – согласен! – твердо сказал Неш.

– Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название – "Парижская резня".

Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло "Парижская резня", возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было у него – этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из доносов или свидетельств под пытками[13], которые сберегались в секретных архивах елизаветинского времени…

Юрий Ячейкин. Привкус славы