Грузии сыны

Их встречи стали частыми и совсем не совпадали с расписанием занятий. Саломе, увлеченная живописью, мечтала посвятить ей жизнь. А потом оказалось, что не только ей, но и своему другу и учителю… Родители Саломе заявили просто: «В наш дом не войдет этот меситель грязи…» Они не допускали мысли, что их дочь выйдет замуж за человека, который, зарабатывает себе на хлеб надгробными памятниками. А она все-таки вышла. Не посчиталась ни с мольбами, ни с проклятиями родных. Собрала платья в чемодан и ушла к нему, в тесную комнатку на Судебной улице. Там и родились их дети: сын и две дочери. Там вместе с ним несла Саломе трудности и горе. Вместе плакали они над могилой рано умершего сынишки, вместе воспитывали дочерей.

И вот она ушла от него совсем…

Горе не сломило Якова Ивановича, только сделало сдержанней, молчаливей. Он знал, что работа, как всегда, спасет его от тоски.

И вот появляются новые скульптуры Николадзе, отмеченные яркой реалистической манерой изображения, глубиной психологического рисунка, ясностью и четкостью формы: романтический облик революционера Камо, эскизы композиций «Освобожденная Грузия» и «Герои Парижской коммуны», бюст профессора П. Меликишвили, бюсты профессора-физиолога И. Бериташвили и историка академика Иване Джавахишвили, бюст Карла Маркса.

Одна из выдающихся работ — бюст Владимира Ильича — «Ленин в период создания «Искры». Образ Ленина — мыслителя и борца, ведущего народ к революции, освобождению и счастью, — скульптор лепил с особенной любовью и вдохновением.

Он создает отличные барельефы на здании Института Маркса — Энгельса — Ленина в Тбилиси, бюсты героев Отечественной войны: генералов Леселидзе, Таварткиладзе, Чанчабадзе.

«Николадзе — мастер советского портрета, — писала газета «Правда». — Абсолютная ясность образа, проницательность, с которой улавливает он самое существенное в изображении человека, ставят его в ряды лучших скульпторов Советского Союза».

И это действительно было так.

В Тбилиси, на улице Родена, расположились мастерская и домик народного скульптора Якова Ивановича Николадзе. Кусты виноградника скрывали дом от взглядов прохожих, солнце серебрило железную крышу.

Хозяин — худощавый, невысокого роста старик обычно сам водил гостей по саду, а затем указывал на одноэтажный домик, запрятанный в глубине деревьев.

— Прошу вас. Это мое ателье.

Длинный ряд скульптур, покрытых холщовыми чехлами, тянулся вдоль стен. Николадзе, открывая один за другим холсты, показывал свои работы.

— Всех здесь, конечно, нет. Посмотрите пока эти.

Он слегка смущался, словно впервые показывал работы строгому критику, и пытливо вглядывался, какое впечатление производят работы. А ведь в его мастерской чуть ли не ежедневно бывали лучшие советские художники, скульпторы, искусствоведы и ученые, приезжали гости из-за рубежа.

В мастерской множество эскизов и скульптурных набросков, изображающих одного и того же человека. Тонкое лицо обрамляла узкая бородка, волосы словно откинуты ветром, на голове высокая шапка с пером.

— Да ведь это Шота Руставели!

— Конечно, — улыбался Яков Иванович. — Этот образ сопровождает меня всю мою жизнь. Я лепил его много лет назад, в первые годы моего ученичества, и потом все снова и снова возвращался к нему.

Шота Руставели, словно старший и очень дорогой друг, навсегда поселился в мастерской скульптора. Перечитывая строки бессмертной поэмы, скульптор искал все новые черты в облике ее автора, стремился понять, что же было главным в характере великого поэта. Грусть или философская самоуглубленность? Восторженная любовь к царице или протест против мракобесия церковников и гнета феодалов? Горькое сочувствие народному горю или надежда на его счастливое будущее? Каким изобразить поэта?. Был ли он действительно таким внешне, каким рисует его традиционное изображение на старинной фреске и каким он сохранился в памяти народной? «Привычка сильнее веры», — говорит пословица, но, может быть, Руставели выглядел на самом деле совсем иначе.

Десятки эскизов, множество вариантов. И вот, наконец, последний. В 1937 году Николадзе создает новый бюст Шота Руставели: средоточие ума, высокого вдохновения, образ философа и провидца, страдающего сына отечества, готового на борьбу за его счастье.

Тут же портреты Чахрухадзе.

— Здесь он в гипсе, а в музее — в мраморе, — говорит скульптор. — С ним мне тоже невозможно расстаться. Хотите, я расскажу вам о нем?

И Яков Иванович рассказывает, рассказывает так подробно и взволнованно, словно Чахрухадзе был его близким другом, будто скульптор сам делил с поэтом горечь его неразделенной любви и высокое поэтическое вдохновение.

Грузия XII века. «Золотой век» царицы Тамар, внучки Давида Строителя. Усилиями великого царя Давида собрана воедино великая Грузия. Царство Тамар ознаменовано пышным расцветом государства. Строится множество новых крепостей и дорог, легче живется народу. При дворе царицы собираются передовые люди страны: поэты, философы, музыканты. Они воспевают красоту и мудрость царицы, ее счастливое царствование. Шота Руставели здесь нет. Он изгнан.