Грузии сыны

— Запомни, Сико, этот день и час! На дворе, верно, еще мрак, какому и подобает быть в царстве самодержавия.

— Нет, уже светло, как на страницах «Брдзолы». Светает, — ответил Григола.

Друзья встали у станка. Григола поставил ногу на рычал, Сико повернул колесо, и машина загремела.

«Брдзола», как птица, взлетела с клекотом над железным станом машины.

Ладо подхватил эту диковинную птицу. Сико и Григола подошли к Ладо и взглянули с улыбкой на раскрытый номер газеты.

Ладо долго разглядывал ее страницы. Казалось, в его глазах отражался отсвет зари.

Ладо очнулся, оглянулся на стоящих рядом товарищей.

— Разве «Брдзола» не вашей кровью создана, друзья? — сказал Ладо, бережно кладя газету на стол. — Вы не щадили собственной жизни, чтобы она могла появиться на свет! — И Ладо с жаром расцеловал товарищей.

Затем он достал из ящика бутылку кахетинского.

— Где ты ее раздобыл, Ладо? — удивился Григола.

— Я припас её ко дню рождения «Брдзолы». Кахетинское вино напомнит нам о Грузии.

И Ладо наполнил вином три стакана.

— Возьмите, друзья! Выпьем за долголетие «Брдзолы»!

— Да здравствует святое дело, которому служит «Брдзола»!

Друзья чокнулись и осушили стаканы.

Потом Григола снова подошел к машине, и со станка полетели новые листы газеты.

Прогремели в небе трубы. Юг сбирается в поход!
Лучезарным днем единым обернулся целый год…

Ладо пел, поминутно взглядывая на все растущую кипу отпечатанных листов.

Видел я — отверзлось небо, страны выросли вдали,
И деревья распускались, и сады кругом цвели.
Видел я в очах любимой пробужденье всей земли!

Ладо всецело отдался мыслям о своем любимом деле, он думал о смелости, самоотверженности, стойкости революционеров и пел.

Молодец с железным сердцем! Без брони ты в бой пошел,
Ибо длань твоя — соколья, зорким взором ты — орел!..

А со станка беспрерывно слетали листы «Брдзолы».

Ладо получил письмо от Надежды Константиновны Крупской. В нем говорилось о плане Владимира Ильича перепечатывать «Искру» в бакинской типографии. Ладо поддерживал эту ленинскую идею.

В октябре поступили первые матрицы «Искры», полученные из-за границы. Одновременно в типографии печатались прокламации и брошюры на русском, грузинском и армянском языках. Бакинскую типографию закавказские большевики назвали «Ниной», а Владимир Ильич писал Кецховели, что он является «отцом Нины».

Жандармерия получила сведения о существовании в Баку нелегальной типографии, и Ладо сообщил об этом Ленину. Владимир Ильич посоветовал ему с помощью самарского товарища Г. Кржижановского перевезти типографию в Самару. Но Ладо не нашел Г. Кржижановского в Самаре и был вынужден вернуться в Баку. В августе 1902 года все же удалось перенести типографию в другое помещение, но 2 сентября Ладо был схвачен полицией.

Бакинская партийная организация и рабочие нелегальной типографии были ошеломлены арестом Ладо. Они решили во что бы то ни стало устроить ему побег из тюрьмы. Этот слух дошел до бакинской жандармерии. Во избежание неприятностей Ладо перевезли в Тифлис и посадили в одиночную камеру Метехского замка. Однако это ему не помешало установить связь с товарищами, которые находились на свободе.

В этой же тюрьме находился Виктор Курнатовский. Отсюда они сообщали свое мнение о многих политических вопросах.

И в тюрьме Ладо остался таким же беспокойным, как на воле. Он и здесь организовал забастовку. Заключенные выломали двери камер и с криком «Долой самодержавие!» вырвались в коридор.

Ладо от имени заключенных потребовал от тюремной администрации запрещения физической расправы и разрешения на похороны убитых или умерших узников. Заключенные не возвращались в свои камеры, пока не добились обещания от администрации. Жандармской управление пришло в ярость и решило любой ценой избавиться от «буйного арестанта».

Ротмистр Рунич докладывал начальнику тифлисского жандармского управления: «Хорошо было бы избавиться от Кецховели. Следствием установлено серьезное значение его революционной деятельности.

В случае ссылки он постарается скрыться за границей и своими крайними взглядами в будущем причинит нам немало вреда».

Началось нескончаемое следствие. Полицейские читали протоколы и удивлялись необычайной смелости, уму и изворотливости этого человека.

Директор департамента полиции и его заместитель сидели, запершись в кабинете, и просматривали доклад о деятельности Кецховели. В особо примечательных местах директора начинал душить кашель.

— Поразительно! Поразительно! — восклицал он, мигая дряблыми веками и ероша седые бакенбарды.

Заместитель прочитал длинный список вещей и документов, обнаруженных при аресте Кецховели.