Грузии сыны

Невысокий худощавый молодой человек стоял у окна. На полу, за его спиной — нераспакованный чемодан с наклейками: «Флоренция», «Рим», «Милан». На кровати разбросаны в беспорядке вещи, бумаги.

Человек напряженно вглядывался в даль улицы, стараясь различить кого-то среди прохожих. Он ждал почтальона. За тонкой стеной раздавались взрывы хохота.

Там жили молодые художники-англичане. Сейчас у них, видимо, перерыв в работе. Они пьют кофе. который так вкусно варит их натурщица Бабет. Спорят, смеются.

Здесь, на Монмартре, снова, как и в прошлые годы, расположился огромный международный лагерь искусств. Во всех его уголках ателье художников, мансарды поэтов, тесные квартирки артистов. Они съехались в Париж со всего света. Рядом с ним живут англичане. Через площадку — немцы. Выше этажом — американцы, поляки, русские. Есть даже индусы и негры.

Старуха консьержка уже успела доложить новому жильцу, кто его ближайшие соседи и когда уходит по вечерам от англичан их юная натурщица Бабет.

Молодой человек стоял у окна и все ждал. Сегодня утром на его обычный вопрос добрая старуха консьержка снова ответила со вздохом:

— Нет, мсье Жак, вам писем нет.

Молодой человек взял с кровати пальто и котелок, оделся, нащупал в кармане два франка, поднял воротник и решительно вышел на улицу. Он направился вдоль бульвара Монпарнас к большому серому зданию, где помещалось Общество молодых русских художников.

Внизу был открыт небольшой ресторан. Здесь всегда можно было встретить знакомых русских. Он вошел и сразу услышал зычный голос:

— О, вот и он! Яков Иванович, иди сюда! — Его звал старый приятель, скульптор Судьбинин.

Яков подошел к столику, где сидели несколько художников.

— Знакомьтесь, господа, мой друг — грузинский скульптор Яков Николадзе. Очень одаренный человек! Самобытный талант. Вы знаете его «Хевсура»?

Яков смущенно присел к столику.

— Что будешь пить, Жак? Может быть, просто хорошую яичницу? Почему ты грустен, мой друг?

— Писем из дому нет, — ответил Яков, мрачнея.

— Дружище, это понятно. Мы все не получаем вестей с нашей дорогой родины. Ни мы, ни поляки.

Ты же знаешь, что происходит в России. Чем все это кончится?

— Чем кончится? — сидящий за столиком молодой поляк горячо вступил в разговор. — Конечно, царь раздавит революцию. В Москве, я слышал, идут жестокие бои. Но ведь у рабочих нет оружия!

Трое молодых людей — русский, грузин, поляк — чувствовали себя сейчас братьями: там, далеко, в Российской империи, решалась судьба их народов. Революция 1905 года волной катилась по стране.

— Бодрись, Жак, — сказал Судьбинин, — я уверен, что твои домашние целы и невредимы.

— Как знать! Может, братья тоже ввязались в драку. Они этакие отчаянные! Второй месяц ни слова.

— И денег, конечно, тоже нет?

Яков только рукой махнул.

Судьбинин задумался.

— Слушай, Жак, есть одна идея. Она тебе, может быть, покажется не очень лестной, да ведь жить-то надо! В Париже восемьдесят тысяч художников, сорок тысяч скульпторов. Каждый мечтает стать Роденом, а Роден пока еще один…

— Говори прямо. Что ты предлагаешь?

— Пойди к Аронсону. Он дает нашему брату черную работу. Придется гнуть прутья или переливать в бронзу модели, но все же это хлеб.

— Я вчера у него был.

— И что?

— Этот господин принял меня в своем роскошном ателье, развалился в кресле, дымил мне в лицо сигарой, а потом заявил: «У вас слишком артистическая внешность. Вас никто не возьмет работать к себе в ателье».

— Что он хотел этим сказать?'

— Наверно, что я не подхожу для черной работы. Слишком худой и щуплый.

— А Синаев-Бернштейн? Обратись к нему. Он тоже дает работу скульпторам.

— Был и у него. Синаев добрый и воспитанный человек, — ответил Яков. — Работы его слащавы, но

изящны… Он дал мне письмо к одному предпринимателю, да только я опоздал: там уже все работы кончены. Мертвый сезон.

Молодые люди задумались.

— Пойдем, пожалуй, — сказал Яков. — Я зайду еще к Дине Васильевне, она ждет меня.

Судьбинин улыбнулся.

— Ни дня без прелестной Дины? А, кстати, ее сестра — жена богача Голубева, известная красавица, отлично знакома со стариком Огюстом. Он даже лепил ее!

— Мне неудобно ее просить.

— А без цветов являться удобно? У тебя даже на фиалки скоро не будет денег. Не стесняйся, дружище! Если попадешь к Родену — считай, что у тебя в кармане, ну, хоть не миллион, а все же состояние!

Друзья вышли из ресторана, простились. Яков направился на авеню Буа де Булонь. Судьбинин — домой, в свою скромную квартирку на бульваре Сен-Жак.

Дождь уже давно кончился; листья каштанов сверкали. Сверкали и мостовые. Улыбались прохожие: весна, весна! «А вдруг мне повезет, — думал Яков, — и меня возьмет к себе сам Огюст Роден? Надо быть смелее! Сегодня же попрошу Дину Васильевну».

Все случилось, как в волшебной сказке. Дина Васильевна Давыдова, старая знакомая Якова, приняла его в музыкальной комнате.

— Подождите, я кончу урок, — сказала она. — Впрочем, зачем ждать? Сейчас я позвоню сестре!

Она выпорхнула в гостиную, повертела ручку аппарата. Через минуту вернулась.