Грузия

— Не смейтесь надо мной.

— Ну что вы!

— Здесь похоронен Вечный Жид? Или Фома Неверный?

— Здесь, — сказал он, сделав ударение на слове «здесь» и кивнув головой в сторону попранного мною холмика с цветами, — похоронена моя жена, а там, вероятно, зарыт основной вопрос философии.

Мне не понравилась эта шутка. Я слегка поклонилась и ожидала, что он уступит мне дорогу. Он медлил. Он смотрел на меня.

— Подождите меня у ворот, обещаете?

Я пожала плечами, он отошел в сторону, и я смогла выйти на узкую тропинку. Пройдя немного, я оглянулась, и увидела, что он посерьезнел и молится. Потом я еще раз обернулась, но его уже не было видно — значит, он опустился на колени.

Мне он сразу понравился. Значит ли это, что он был красив? Костюм-тройка серо-бежевого цвета сидел на нем безупречно. Галстук? Да, галстук, несмотря на то, что уже становилось жарко. Только он не старик, на вид ему не больше пятидесяти пяти. Должно быть, я, как всегда, произвела впечатление совсем юной девушки. Незнакомые люди часто так ошибаются, это потому что у меня, как у змеи, все время обновляется кожа…

…На левой руке обручальное кольцо, волосы жидкие, но лысины, кажется, нет, хотя… ведь он довольно высок и головы не наклонял, так что посмотреть, есть у него лысина или нет, можно, только если взобраться на дерево.

Я услышала за спиной скорые шаги, но не остановилась.

Он взял меня за локоть и заглянул в лицо.

— Как хорошо, что у вас желтое платье, я заметил вас издали.

— Как хорошо, что вы меня нашли, я ведь не стала дожидаться вас у ворот.

— А почему? Вам неинтересна история Неверного Фомы?

— Вы ж ее не знаете.

— Вы правы, я не знаю почти ничего. Я даже никогда не слышал его имени, а на памятнике, если вы заметили, надписи нет. Зато я знаком с его матерью. Такая хрустящая от крахмального белья старушка. Она часто приходит на кладбище.

— Почему же она не поставит крест?

— Видите ли, этот юноша был художником, довольно посредственным, но, к сожалению, думающим. У меня есть несколько его работ, я их купил у старушки забавы ради. Так вот, среди них есть одна гравюрка, технически неплохо выполненная, но поразительно глупая, вернее, дурная. Там изображен земной шар в виде ма-а-аленькой точки под вопросительным знаком, причем для пущей убедительности маленькая точка утыкана крохотными кладбищенскими крестиками. На оборотной стороне какая-то зачеркнутая надпись. Мне удалось узнать, что памятник этот он заказал себе сам и завещал похоронить себя под знаком вопроса. Мать долго плакала, но не осмелилась ослушаться сына и поставить на могиле крест вместо этой загогульки.

— Постойте, так он сыграл с нами злую шутку: поставив знак вопроса, он действительно превратил земной шар в точку под загогулькой, включив таким образом всех нас в этот безвкусный символ человеческого богоборчества?

— Да-да… Сколь разнообразной и утонченной может быть человеческая глупость, не правда ли?

Я легко хохотала, несмотря на то, что обычно не могла смеяться без усилий.

— Меня зовут Александр.

— А по отчеству?

— Давайте обойдемся без отчества, хорошо?

— Хорошо! — сразу согласилась я.

— А вас зовут?

— Майя.

— Простите, дурацкое имя.

— Дурацкое.

— Вот что, Майя… сегодня годовщина смерти моей жены. Мы с вами непременно должны устроить поминки. Пойдемте ко мне!

— Домой?

— Да нет, что вы… Мы пойдем ко мне на работу и там тихонечко выпьем бутылочку вина — да?

— Да. А кем вы работаете?

— Вы не поверите, дитя мое. Я библиотекарь.

— Просто библиотекарь?

— Нет, не просто. Я заведующий библиотекой.

— Вы не писатель? Вы похожи на писателя.

— Прошу вас, дорогая!

Александр пропустил меня вперед, и мы вошли в стеклянную дверь.

— Здесь я царь. Летом, когда жарко, книг никто не читает, и библиотека пуста. Писатель? Чтоб вам было не очень обидно — автор нескольких работ по библиографии. Вам не мешает книжный запах? Проходите.

Бесшумная библиотекарша — совсем молодая, но уже, как все библиотекарши, такая, что ее можно, например, взять за шкирку, посадить на полку рядом с книжками, и она будет сидеть тихо, а болтать ногами не будет — поднялась при нашем появлении. Мне было очень приятно от шелкового шелеста моего платья — больше никаких звуков в зале не было, да и неоткуда им взяться.

— Никого нет? — спросил Александр.

— Нет, — тихо ответила девочка.

— Идемте! — обратился он ко мне, осторожно обнял меня за плечи и повел в глубь зала, за стеллажи.

Там оказалась дверка, за дверкой узкий коридор, потом лестница вверх, еще один, едва освещенный слабыми лампочками зал со стеллажами, еще коридор…

— Добро пожаловать — это мой кабинет.

Письменный стол был завален всякой рукописной всячиной, пишущая машинка стояла на нем криво, и еще мне бросились в глаза сразу три стакана с недопитым чаем: было видно, что один стакан, в котором утонула оса, был недопит вчера, другой — сегодня утром, а третий — не более двух часов назад. Стены были заняты книжными полками, так что ни для календаря, ни для портрета не оставалось места. Занавески на окне были желтые, почти как мое платье, только более теплого оттенка.

— Пожалуйста, садитесь в кресло.

— Благодарю вас.