ЖЕНЯ. Выпьем за Димку. Да упокоит Бог его глупую душу.
НИКОЛАЙ
ЖЕНЯ. Ничего. Вон там, на журнальном столике, Андрей забыл сигареты. Дайте мне штучку.
НИКОЛАЙ. Вам же нельзя курить.
ЖЕНЯ. Не печальтесь, ничего с вашим наследником от одной сигареты не случится.
НИКОЛАЙ
ЖЕНЯ. Верно, здесь не курила.
НИКОЛАЙ. А если где-то еще, то я не видел.
ЖЕНЯ. Ха-ха!
НИКОЛАЙ. Что вы смеетесь?
ЖЕНЯ. Видели вы меня, еще как!
НИКОЛАЙ
ЖЕНЯ. Какого цвета у меня волосы?
НИКОЛАЙ. Желтые.
ЖЕНЯ. Правильно, краска желтая, а на самом деле?
НИКОЛАЙ. Не знаю.
ЖЕНЯ. Красивого пепельного оттенка. И еще у меня были очки, вот такие вот большие.
ЖЕНЯ. И теперь не узнаете? А так?
Она извлекает откуда-то настоящие очки и цепляет их на нос, смешно задрав его кверху.
НИКОЛАЙ. Что это, Женя?
ЖЕНЯ. Где вы были вечером накануне того дня, когда вам сообщили о Димкиной гибели? Ведь в Москве?
НИКОЛАЙ. Женя, я…
ЖЕНЯ
НИКОЛАЙ. Не надо…
ЖЕНЯ. Невестка Фамарь тогда надела на лицо покрывало, чтобы стать совершенно похожей на блудницу, и села у дороги. И вот, он увидел, старый романтик, — у дороги сидит блудница, — и она спросила: «А что ты мне дашь?» — и он дал ей кое-что, и вошел к ней, и она зачала, и родила сына… Это ваша зажигалка?
НИКОЛАЙ. Как же можно…
ЖЕНЯ. Вам стыдно за меня? Ах, вам за себя стыдно… Бросьте, мужчина имеет право иногда расслабиться, особенно в чужом городе, и далеко не всегда это имеет такое многозначительное продолжение.
НИКОЛАЙ. Как же вы…
ЖЕНЯ. А вот так вот. Вот так вот.
НИКОЛАЙ. Ну ладно, я, может быть, этого и заслуживаю, но за что вы Ольгу так оскорбили? Она же так радуется сейчас, что у нее будет внук…
ЖЕНЯ. А она ему вовсе не бабка, а чужая тетка. Ну и пусть радуется. Она же об этом не узнает… о том, что ребенок ей даже не родственник.
НИКОЛАЙ. Сейчас вы возьмете свой чемодан и уберетесь отсюда.
ЖЕНЯ. И не подумаю… И тогда ему донесли: вот, невестка твоя, Фамарь, впала в блуд и беременна от блуда, — и он сказал: «Пусть ее сожгут», — но она показала ему зажигалку и спросила: «Чья это зажигалка?» — и тогда он сказал: «Она правее меня… Ибо в царстве морали нет места для смешного, а если подумать головой, то это ужасно смешно».
НИКОЛАЙ. Уезжайте, прошу вас. Я дам вам денег на первое время, а там — как хотите.
ЖЕНЯ. Ой, не торопитесь принимать решения, как-никак, у нас с вами будет сын. А если я уеду, Ольга обо всем догадается, она не дура. И я никого не обидела. Я только собираюсь родить вам нового Димку, взамен того, фарфорового, что свалился с этажерки и разбился вдребезги, так что его даже родная мама узнать не могла. Пусть зовут его Дмитрий Дмитриевич — какая разница для меня? А вам не все ли равно, Ольгина в нем кровь или моя? А я — настолько-то я еще человек, чтобы самостоятельно выбрать себе хотя бы мертвого мужа, — я хочу жить в том доме, который построили вы, куда я ни за что бы не попала, если бы первый Дмитрий был жив, но не потому что я для него плоха, а потому, что его время началось бы не раньше вашей смерти, а мое тогда бы уже наверняка кончилось. Поймите, все решилось как нельзя лучше — у вас будет сын, у меня дом.
НИКОЛАЙ. Я начинаю подозревать, что вы сами его убили.
ЖЕНЯ. Ха-ха! Нет, честное слово.
НИКОЛАЙ. Какое у вас может быть честное слово?