Лаша проснулся. Он тяжело дышал, на лбу выступили капли пота. Выпив немного шербета, царь полежал некоторое время с раскрытыми глазами. Потом незаметно уснул. В этот раз приснилось ему, будто красивая змея обвила его шею. Змея эта не жалила, а ласкалась к нему. Потом чьи-то сильные руки оторвали змею и стали сжимать горло царя. До земли склонился он, пытаясь высвободиться из могучих объятий. И только теперь узнал в злобном великане Иванэ Мхаргрдзели. Лаша рухнул наземь, и атабек обрушился на него, словно лавина.
Задыхаясь, Георгий проснулся, открыл глаза. Поняв, что это лишь сон, он улыбнулся. Спать больше не хотелось. Он встал, накинул халат, прошелся по комнате.
В углу стоял небольшой письменный стол. Царь работал вчера утром, и теперь исписанные страницы все еще лежали в беспорядке.
Больше года, как царь Грузии Георгий IV Лаша пишет трактат.
На заглавном листе красиво выведено:
Лаша подсел к столу и стал перечитывать написанное.
«О племенах грузинских».
«…Иные указывают на возникновение и происхождение племен грузинских от семени Иафета, сына Ноева. Много ли правды в сих словах? Бог ведает.
Но древние летописцы говорят, что грузины были известны уже во времена вавилонян и хеттов. В ту пору грузинские племена были едины и владели многими землями. Но бесчисленные враги нападали на них, и стали они распадаться и убывать численно. И стала падать стойкость духа их. И рассеялись племена грузинские, и языки у них стали разные — как языки абхазов, касогов, лазов, сванов и многих других. Однако едины суть они и поныне истоками языка своего, и нравами, и обычаями и должны вновь объединиться под одним правлением и в одном царстве, в один народ, как и было с начала их жизни…»
Лаша перевернул страницу и снова погрузился в чтение:
«…Грузины верны своему слову, отважны в борьбе за свободу, хорошо держат строй. Дружно дерутся с врагами, преданы одной жене в браке и берут себе ровню — князья из княжеского сословия, азнаури из азнаурского, крестьяне из крестьян…»
Лаша встал, подошел к окну. Ночь была на исходе. На небе догорали последние звезды. В предутренней дымке по реке плыли плоты, ветерок доносил грустный напев плотовщиков.
Лаша взялся за перо. На пергаменте появились две строки. Царь отошел от стола, опять прошелся по опочивальне, чуть нараспев стал читать стихи. Потом зашагал быстрее и повысил голос. Уставился в задумчивости на пергамент, перечеркнул написанное ранее и стал торопливо писать строчки одну за другой. Потом он взял пергамент в руки и громко прочел:
Лаша почувствовал такую легкость и покой, словно сбросил тяжелый груз.
Недавний ужасный сон, думы о дворцовых интригах, о борьбе с атабеком и эристави — все показалось ему нестоящим забот. Как только прибудут кипчакские войска, враги будут нестрашны ему!
Лаша еще раз кинул взгляд на исписанный лист. Не очень-то понравятся эти стихи Турману Торели, подумал он про себя и с улыбкой бросил перо на стол.
Спать совсем не хотелось. Георгий быстро оделся и вышел из опочивальни.
У двери стоял верный Лухуми.
— Ты почему не спишь? — спросил царь, дружески похлопав его по плечу.
— Когда бодрствует царь, не следует спать и его слугам, — склонив голову, ответил Мигриаули.