Грузинская хроника XIII века. Книги 1-3

— Больших портов, какими располагают властелины морей, у нас нет, да они нам и не нужны. Мы хотим только оборонять наше побережье. Царь поручил нам приобрести несколько галер и ознакомиться с вашими судостроительными верфями. Мы намерены освоить кораблестроение. Для этого со мной приехало несколько грузинских юношей. Наш царь также уполномочил нас договориться с вами о сооружении одной большой судостроительной верфи, узнать ваши условия, и если мы найдем их выгодными, то заключить договор.

Дож попросил время, чтобы обдумать и обсудить все эти предложения.

— До окончательного уточнения условий договора мы еще встретимся и продолжим переговоры. Мы широко откроем двери наших верфей для грузинского князя и его судостроителей, предоставим им возможность основательно ознакомиться и изучить искусство судостроения.

Собираясь уже вставать, дож обратился к Цотнэ:

— Завтра у нас самый большой наш праздник. Вознесение Христа. Двести лет тому назад, когда дож Пьетро Ореола покорил Далмацию, было решено каждый год торжественно праздновать Вознесение. Папа римский тогда передал дожу золотое кольцо и объявил Венецию обрученной с морем. С тех пор этот обряд обручения с морем превратился во всенародное празднество. Посланник грузинского царя пожаловал как раз в подходящее время. Утром за вами заедет Винченцо на моей гондоле, и, если вы пожелаете, посмотрите праздник обручения с морем. На празднике и на пиру вы будете моими почетными гостями.

Цотнэ поблагодарил и сказал, что с удовольствием воспользуется любезным приглашением.

Дворец, отведенный грузинскому князю, был богато обставлен. Мебель красного дерева и бархат, шелковые занавеси и белоснежные постели, драгоценная хрустальная посуда на столах и полках, картины венецианских и иностранных великих мастеров на стенах — все говорило о богатстве и о изысканном вкусе владетелей дворца.

Цотнэ поглядел в узкое окно.

Над Венецией стояла ночь. Усыпанное звездами небо сливалось с морем, как бы продолжая его. Свет из окон дворцов отражался в воде. По каналам скользили освещенные фонарями гондолы.

Князь глубоко вдыхал морской воздух. Было в нем что-то привычное, родное, точно влажное дуновение Одиши. Он успокоенно отошел от окна, разделся, помолился и лег в постель.

Переполненный впечатлениями минувшего дня, он в мыслях еще некоторое время бродил по залам Дворца дожей и по собору Святого Марка. Перед ним снова возникли расписанные золотом и украшенные драгоценными камнями колонны, покрытый утонченной мозаикой потолок и расписанные стены. Он закрыл глаза, усталость и сон овладели им.

Цотнэ уже успел заснуть, когда послышалась песня. Он прислушался к знакомым звукам и, не поверив себе, решил, что это во сне.

Воу нана, дидавой нана...

Жалостно, душераздирающе выводил кто-то печальный мотив. Цотнэ вслушивался и ничего не мог понять. Не только песня, но и сам голос был ему знаком.

Песня понемногу отдалилась, некоторое время звучала вдалеке, а потом стихла. Цотнэ окончательно проснулся. Вскочил на ноги, распахнул окно, не помня себя, прокричал на своем языке:

— Эй, кто это там поет по-мегрельски... Отзовись, я тоже мегрел! — Не получив ответа, еще раз прокричал во весь голос:

— Эге-ге-геей...

Венеция спала. Огорченный Цотнэ махнул рукой, отошел от окна и вернулся к постели.

Кто мог петь так душевно и проникновенно? И такую знакомую песню? И голос как будто знакомый. Будто эту песню слышал не раз. Цотнэ напрягал память, мысленно уносился к холмам Одиши, но не мог вспомнить, где он ее слышал, эту песню, чей был этот знакомый голос.

Утром князь проснулся не в духе. Во время завтрака спросил у своих:

— Вы, наверное, вчера спали как убитые?

— Спали точно мертвые, не поднимая головы, — в один голос ответили спутники.

— А песню не слышали?

— Здесь все время поют песни. Лодочники, гоняя свои гондолы, только и делают, что поют.

— Итальянцы созданы для песни. Что бы они ни делали, где бы ни были — на улице, в таверне или в бане, они всюду распевают. Язык их точно создан для песни, и все они от мала до велика прекрасно поют.

— Я не удивляюсь, что они поют, но вчера мне послышалась наша песня. Кто-то из наших пел «Воу нана».

— Из наших?

— Безусловно, это был кто-то из наших, из одишцев. Песня так проникла в душу, все нутро у меня перевернулось. Сначала я подумал, что это во сне. Но потом очнулся. Певец был уже далеко, я его звал, но не дозвался.

— Неужели земляк?

— Откуда здесь взяться земляку?

— В Венеции живет тьма различного люда, не удивительно, если попал сюда и какой-нибудь грузин.

— Давайте спросим у здешних, может, кто знает и сведет нас с земляком. Было бы большой удачей встретиться с грузином, знакомым со здешними порядками.

— Будем искать...

— Под землей найдем! — в один голос заверили спутники.

— Я всю ночь буду бодрствовать и если где-нибудь опять появится этот одишец, непременно встречусь с ним, — заверил Антиа.

— Бодрствовать нет нужды. Если он будет проезжать мимо наших окон, я и сам проснусь. Но боюсь, что он больше не появится.