Грузинская хроника XIII века. Книги 1-3

Видимо, по происхождению Бакурцихели стоял ниже своих соратников, что и погубило его окончательно.

Известно, что аристократы вообще не любят людей, выдвинувшихся благодаря личным качествам, и не терпят их превосходства. Какие бы полезные для страны дела ни совершал вновь возвысившийся безродный человек, все равно среди высокородной знати он вызывает неприязнь, если не ненависть, и часто становится жертвой их вражды.

Зависть и вражда свергли Эгарслана Бакурцихели. Летописец прямо указывает: «Тогда собрались знаменитые люди этого царства, ибо завидовали главенству над ними Эгарслана, человека не выше их родом».

Летописец перечисляет качества, благодаря которым выдвинулся Эгарслан, и не только сравнялся с более именитыми князьями, но «едва не присвоил царское имя». Ему, оказывается, «как царю повиновались все знатные люди Грузии».

«Эгарслан Бакурцихели, говорящий глубокомысленно...» «Эгарслан, достойный удивления, исполненный знаний...»—восторженно характеризует летописец Эгарслана и хотя особой симпатии к нему не проявляет, но и не закрывает глаз на его достоинства. Скупо, но беспристрастно излагает летописец злоключения этого сильного человека.

Бакурцихели — сложная личность. Иногда он нам кажется как бы раздвоенным. Сначала он ведет самоотверженную борьбу с монголами, позже всех князей смиряется с поработителями, становится душой заговора, затеваемого для свержения их господства. Но когда этот заговор терпит неудачу и грузины теряют последнюю надежду на освобождение, Эгарслан Бакурцихели становится на путь сотрудничества с монголами и на этом пути достигает царского величия.

Примирение и дружба с монголами принесли и самому Эгарслану, и стране большую выгоду, но сотрудничество с врагами родины вообще неблагодарное дело, и какими бы благородными намерениями ни было оно подсказано, все равно заслуживает порицания и осуждения потомков. Летописец познакомил нас с Бакурцихели на середине его жизненного пути, когда этот выдающийся патриот уже отслужил своей свободной и сильной родине и начинал новую жизнь, сотрудничая с поработителями Грузии.

...Конный отряд приближался к монгольскому стану. Отряд вел рослый воин, восседавший на белом коне. Коротко остриженные черные волосы и беспокойно бегающие черные глаза создавали впечатление удивительной живости и подвижности. Неподалеку от всадников пешими шли два молодых человека, которые, осторожно выбирая путь, вели за узду золотистого жеребца.

Поджарый, как борзая, жеребец вышагивал, кокетливо перебирая ногами, но было заметно, что и он устал. На стройных длинных ногах насохла грязь. И по людям и по коням было видно, что пройден длинный и тяжелый путь. За отрядом следовали груженые арбы и верблюды. Свыкшись с бесконечной дорогой, верблюды и быки солидно, размеренно, не спеша вышагивали, поднимая пыль сзади отряда. Вдали, в открытом поле, точно белые разбросанные по полю камни, виднелись палатки.

— Монгольский лагерь показался... видите? — придержал коня ехавший впереди гигант и рукой заслонил глаза.

— Видим, господин Эгарслан, — подтвердили спутники и, поравнявшись с ним, тоже остановили коней, внимательно рассматривая лагерь.

— Солнце еще высоко, — проговорил Эгарслан и, обернувшись вполоборота, поглядел на запад. — До захода солнца будем уже в Орде. Господи, помоги нам! — Князь перекрестился и двинул коня.

Притихнув, всадники, не сводя глаз с лагеря, следовали за ним. Ряды юрт, которые показались им разбросанными по берегу реки белыми камнями, с каждым шагом росли и теперь походили на готовых к полету больших белых птиц.

Расстояние сокращалось. Чувство опасности, которое до сих пор дремало в душе каждого всадника, постепенно вновь пробуждалось. Ведь многих видели отправляющимися в монгольскую Орду, но очень немногих возвращающимися оттуда. Правда, иных, смирившихся по своей воле грузинских князей, монгольские нойоны отпускали не только с миром, но и с почетом, но о жестокости и безжалостности столько было рассказов, что мало у кого оставалось надежды вернуться из Орды живыми и невредимыми. Даже у тех, кто с самого начала, не сопротивляясь, покорился врагу.

Но ведь кахетинцы во главе со своим правителем Эгарсланом Бакурцихели не только не поклонились монголам при их появлении, а отрезав дороги и укрепившись в неприступных крепостях, затеяли войну. Эгарслан  только тогда склонил голову, когда окончательно убедился в бессмысленности борьбы и из Кутаиси, от уехавшей туда царицы Русудан, получил согласие на примирение с врагами.

Монголы через посредников заверили его в безопасности. Но как, в каком настроении встретят прибывшего в Орду князя иноземные завоеватели, этого никто не мог знать. Эгарслан и сам не верил в искренность монголов. Он не особенно надеялся на спасение, а поэтому собирался явиться ко двору Чормагона в сопровождении всего лишь нескольких спутников.

Близкие Эгарслану люди воспротивилйсь этому и, не желая отпустить его одного, начали готовиться к далекому путешествию.