Грузинская хроника XIII века. Книги 1-3

Жестокий на войне, твердый, как скала, великан Торгва, как все горцы, был груб и неотесан. Волшебство любви смягчило и приручило его. Пожилой уже человек, он стал тенью своей молодой жены, отказавшись от всего света. Прелестную жену он ласкательно называл Цицна. Он лелеял ее как царицу, не давая прикоснуться к ней даже легкому ветерку. Она любила и покрасоваться и показать себя, умела со вкусом одеться: и в каком бы избранном и высокопоставленном обществе ни пришлось, все должны были заметить ее, выделить из всех других женщин и не отрывать от нее глаз. Ослепительная красота Цицны, ее изысканное достойное поведение с первого же ее представления двору произвели должное впечатление. Когда Цицна склонилась перед сидевшими на троне царем и царицей, венценосцы милостиво подняли и обласкали ее, Но Цицна почувствовала и холодок в глазах царицы. Царица, монголка по крови, тоже прекрасная и пленительная, глядела на юную супругу эристава глазами, полными зависти. Хотя она и пыталась улыбнуться, но все же не смогла превозмочь и скрыть уязвленного женского самолюбия.

Гордая Цицна, вместо того чтобы как-нибудь прибедниться и скромно и покорно опустить взгляд, приняла вызов и надменно взглянула прямо в глаза царице.

Молчаливый спор двух красивейших женщин продлился бы долго, если бы одна из них не опомнилась и в соответствии со своим положением не сказала:

— У нашего верного слуги, оказывается, исполненная достоинств жена. Нам будет приятна ее близость. Отныне, находясь при нашем дворце, она будет сидеть на подушке у наших ног. — И царица опять улыбнулась молодой супруге эристава. Цицна вся вспыхнула, но подавила обиду и опустилась на подушку.

Садясь у ног венценосной царицы, она еще раз взглянула на нее и, как видно без слов, передала все, что было у нее на душе:

«Такова уж моя судьба. Сама видишь, кому больше пристало бы сидеть на троне, а кому на подушке у ног царицы!».

Сила и влияние постельничего Джикура зависели от благорасположения к нему царицы. Путь к сердцу царя лежал для него через сердце царицы. Джикур до тех пор мог пользоваться беспредельным доверием государя и управлять страной, пока царица покровительствовала.

Поэтому каждое желание царицы им немедленно исполнялось. Джикур постоянно старался узнать о ее сокровенных желаниях, прочитать в глазах властительницы ее тайные, невысказанные помыслы.

Джикур увидел и надменный взгляд Цицны и взгляд самой царицы. Он понял, что за одно мгновение решилась тут судьба самой Цицны и ее простодушного супруга. Только двое не проникли в тайный смысл безмолвной схватки — Улу Давид и его верный раб Торгва Панкели.

После приема царица позвала постельничего Джикура.

— Прелестная жена у панкисского эристава, и так молода...

— Не так уж она молода. Не скажешь по виду, чтобы она была моложе вас! — польстил Джикур.

— Наверно, Панкели безмерно богат, что его жена носит такие драгоценные украшения!

— Не так уж он богат, царица. Но, говорят, иногда нападает на купеческие караваны...

— Но разве ограбление караванов и разбой не наказуемы яссой Чингисхана?

— Наказуемы, царица. За разграбление первого же каравана мы сполна спросим с Панкели.

Царица кивком головы подтвердила правильность решения Джикура.

— Сколько детей у Панкели?

— Она бездетна, властительница, — осторожно произнес Джикур, чтобы бездетная и озлобленная своей бесплодностью царица не обиделась. — Вот скоро пять лет, как она замужем. Чего только не предприняли, куда только не ездили молиться, но ничего не помогло, не дал бог им сына!

— Пусть царь, пока еще не поздно, посоветует князю отстранить жену. Я думаю, Панкели предпочтет потерю красивой жены вырождению своего рода и утрате наследственных имений...

Постельничий Джикур, догадавшись о замыслах царицы, хотел еще раз доказать ей свою верность. Но как назло, в княжестве Панкели был совершенно искоренен разбой. Торговых караванов никто не беспокоил, не к чему было придраться. Не так уж легко было исполнить и второй совет царицы. Ослепленный любовью к жене, Торгва никому не простил бы непочтительного слова о ней. Если бы ее обвинили не в бездетности, а в самом тяжком грехе, и тогда Торгва вырвал бы у чернителя язык.

Но хитроумный Джикур не терял надежды выполнить желание царицы и только ждал подходящего случая. Тем временем вражда между Цицной и царицей росла и углублялась. На царские приемы супруга Пан-кели являлась разодетая пуще прежнего, держала себя вызывающе, чем раздражала царицу, заставляя ее терять равновесие.

Неизвестно, сколько времени продолжалось бы это единоборство двух женщин, если бы один неосмотрительный шаг Цицны не переполнил чашу терпения царицы.

Настоятель придворной церкви часто читал новообращенной в христианскую веру царице книги Ветхого и Нового завета. Опечаленная своей бездетностью царица только о том и думала, какими лекарствами излечить свое бесплодие, чтобы своему венценосному супругу подарить наследника и продолжателя рода. Во время чтения Ветхого завета она обратила внимание на странные отношения между Яковом и его женами.