Грымза с камелиями

    – Конечно, я не сбегу сейчас, – пробормотала я, снимая картину, – но, когда наши бриллианты будут далеко – а я их отправлю с девчонками в Москву, то я буду чувствовать себя спокойнее, а там посмотрю по обстановке. Меня не в чем обвинять, мне нечего бояться.

    Маленькая дверца без ручки – я поддела ее ножом и улыбнулась.

    Открыла – никакого углубления не было, узенькие полочки с пузырьками. Лекарства. Это аптечка...

    Взяв картину двумя руками, я подняла ее над головой и со всего размаха бросила на пол. Раздался приличный грохот и звон стекла.

    Этого просто не может быть!!! Опять мимо.

    Около минуты я рычала и пинала ногами вещи и осколки, а потом взяла веник и совок и стала подметать.

Глава 25 Такое впечатление, что у меня теперь будет только два занятия – оправдываться и подозревать

    Воронцов и Галина Ивановна привезли гостей, если их можно было так назвать. Два мрачных мужика в потертых кожаных куртках спокойно осматривали место преступления. Они крутились возле мертвого Служакова, что-то записывали, что-то говорили и даже пару раз щелкнули фотоаппаратом.

    Фотоаппарат в такой глуши! Невероятно!

    Целый час Максим с ними разговаривал в кабинете у Воронцова, потом приехал грузовик. Как переносили тело, я смотреть не стала, вернее, не было возможности...

    Екатерина Петровна на нервной почве совсем спятила, и заключалось это в том, что она посадила меня лепить пироги. Сама же причитала и пила то валерьянку, то валокордин. Пахло от нее соответственно.

    Пироги почему-то не лепились: капуста вываливалась, а тесто липло не только к моим рукам, но и к животу, а также ко всему, к чему я прикасалась.

    – Уезжают, кажется, – глядя в окно, сказала Екатерина Петровна.

    – Все?

    – Мужики эти и мертвый...

    Екатерина Петровна перекрестилась. Глядя на это, я скривилась – сама добродетель, посмотрите только на нее!

    – А Максим с Воронцовым?

    – Остались.

    Тут-то Екатерина Петровна сделала главную ошибку в своей жизни – она оторвалась наконец-то от окна и увидела то, что я так старательно налепила. Одна ее рука потянулась опять же к валокордину, вторая к уже пустому пузырьку с валерьянкой. Интересно, что ее сегодня шокировало больше – труп или мои великолепные пироги?

    – Что это? – застонала она.

    – Как что? – отходя немного от стола, чтобы лучше видеть результат своего труда, спросила я. – Вы же велели пироги сотворить, ну так примите и распишитесь.

    – Но это никакие не пироги! – закричала Екатерина Петровна.

    – Ну не знаю, какого рожна вам надо, – обиделась я, – до вас, знаете ли, никто не жаловался.

    Возможно, потому, что до Екатерины Петровны никто моих пирогов не видел и не ел.

    Меня спас Максим. Собственно, не меня, а Екатерину Петровну, так как еще немного – и от общения со мной у нее точно бы случился инфаркт.

    – Собирайся, пойдем, – сказал он мне, заглядывая на кухню.

    – Это куда? – поинтересовалась я.

    Любопытство, знаете ли.

    – К реке.

    Максим исчез, я задумалась.

    – Что стоишь, иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, – прикрикнула вредная Дюймовка.

    – Хитрая вы женщина, Екатерина Петровна, я вот сейчас уйду, а вы пирожки испечете и, поди, всем скажете, что это вы сами такую красоту приготовили.

    Ответа дожидаться я не стала, ушла.

    Максим ждал меня на улице. Черная куртка застегнута, ботинки начищены, побрит. Сразу видно – человек на работе.

    Полпути мы прошли молча, но потом я все же не выдержала.

    – А вы меня зачем с собой взяли?

    – Я спокоен только тогда, когда ты у меня на глазах.

    Обидно мне это недоверие.

    – Я, между прочим, самый главный положительный персонаж, а вы вечно меня подозреваете.

    – Ну, раз ты у нас такой положительный персонаж, то давай-ка рассказывай, как часть твоего пледа оказалась в лесу, и очень тебя прошу, избавь меня сразу от всех безумных версий.

    – Хорошо, я скажу правду.

    – Даже не верится, – развел руками Максим.

    – Да вы поймите, что я испугалась, только из-за этого и не рассказала сразу, как все было... Вечно вы давите на меня своим недоверием, а потом удивляетесь, почему я молчу или что-то недоговариваю.

    – Внимательно тебя слушаю, – перебил мою обвинительную тираду Максим. Судя по голосу, не верил он мне ни секунды. Прав, что тут скажешь, опять прав, даже не обижаюсь на него за это.

    Я улыбнулась, но так, чтобы он не заметил – тихонечко улыбнулась, про себя.

    – Была я той ночью в лесу.

    Максим резко остановился и посмотрел на меня. Что, не ожидали, товарищ следователь, что я расскажу что-нибудь путное? Просто у меня выхода нет – если хочешь, чтобы тебе поверили, надо рассказать хотя бы тридцать процентов правды. Вот такие вот дела.

    – Я бы сразу во всем призналась, – охотно начала я, – так вы все не так воспринимаете, да и все же человека убили, вот я и запаниковала, что вы на меня подумаете...

    – Ближе к делу.

    Вдохнула побольше свежего воздуха, выпрямила спину, голову подняла чуть выше. Ох, и люблю же я говорить правду!

    – Я искала кота деда Остапа, – выпалила я.

    Лицо Максима вытянулось, и я возликовала.

    – Что?!