Гуарани

Спустя несколько мгновений из долины, куда спускалась каменная лестница, послышался крик совы. Тогда один из часовых нагнулся и, подняв два маленьких камушка, бросил их вниз, сначала один, потом другой. Они упали в заросли, звук их падения был едва слышен, и его нелегко было отличить от шуршания колеблемой ветром листвы.

Вслед за этим кто-то тихо взошел по лестнице и присоединился к часовым.

— Готово?

— Дело за вами.

— Идем. Время дорого!

Все трое, крадучись, направились к тому крылу, где помещались авентурейро. Там тоже все спали, но сквозь дверную щель видно было, что в комнате Айреса Гомеса горит еще свет.

Один из троих вошел в галерею и, проскользнув вдоль стены, исчез во мраке.

Двое других дошли до самого дальнего угла дома, и там, в темноте, между ними начался разговор.

— Сколько нас всего? — спросил пришелец.

— Двадцать.

— Сколько нам надо?

— Девятнадцать.

— Ладно. Пароль?

— Серебро.

— А как с поджогом?

— Сейчас начнем.

— Откуда?

— Со всех четырех углов.

— Сколько человек остается?

— Двое, не больше.

— Это будем мы с тобой.

— Я вам нужен?

— Да.

Наступила короткая пауза, в течение которой один из авентурейро, казалось, что-то напряженно обдумывал, в то время как другой ждал. Наконец первый поднял голову.

— Руи, ты мне предан?

— Я вам это доказал.

— Мне нужен верный друг.

— Положитесь на меня.

— Спасибо.

Неизвестный крепко пожал руку товарища.

— Ты знаешь, что я люблю одну девушку.

— Вы говорили об этом.

— Ты знаешь, что не столько ради этих сказочных богатств, сколько ради нее, я задумал весь этот страшный план.

— Нет. Этого я не знал.

— Это так. Богатство не много для меня значит. Будь мне другом. Послужи мне верой и правдой, и я отдам тебе большую часть сокровищ.

— Что я должен сделать?

— Дать клятву. Священную, страшную.

— Какую?

— Сегодня эта девушка станет моей. Но если мне суждено умереть, я хочу, чтобы…

Неизвестный замялся, потом продолжал:

— Хочу, чтобы она но досталась никакому другому мужчине, чтобы никто другой не изведал с ней счастья.

— Как же это сделать?

— Убить ее.

Руи вздрогнул.

— Убить ее, и пусть наши тела похоронят в одной могиле. Не знаю почему, но мне кажется, что, даже мертвый, я испытаю высшую радость от одного прикосновения к ее телу.

— Лоредано! — в ужасе воскликнул его товарищ.

— Ты мой друг и будешь моим наследником! — сказал итальянец, судорожно хватая его за руку. — Таково условие. Если ты откажешься, сокровища достанутся другому!

В душе авентурейро боролись противоположные чувства. Однако алчность, неутолимая, безумная, слепая, заглушила в нем едва слышный голос совести.

— Клянешься? — спросил Лоредано.

— Клянусь! — сдавленным голосом отвечал Руи.

— Тогда за дело.

Лоредано скрылся в своей каморке и через некоторое время вынес оттуда длинную и узкую доску, которую затем перекинул через обрыв.

— Ты будешь держать эту доску, Руи. Вручаю тебе мою жизнь. Видишь, как я тебе доверяю. Стоит этому мостику пошатнуться, и я упаду в пропасть и разобьюсь насмерть.

Итальянец стоял сейчас как раз на том самом месте, что и в первую ночь по приезде, па расстоянии нескольких локтей от окна Сесилии; угол здания, вплотную подходивший к краю обрыва, мешал ему проникнуть в садик.

Доска была положена в направлении окна. В тот раз итальянцу достаточно было опереться па кинжал, теперь же ему нужна была более надежная опора, чтобы руки были свободны. Руи встал на край доски и, ухватившись за столб галереи, придерживал этот висячий мост, по которому итальянец должен был перебраться на противоположный край обрыва.

Тот без колебаний снял с ремня пистолет, чтобы не обременять себя лишней тяжестью, разулся и, зажав в зубах длинный нож, ступил на доску.

— Будешь ждать меня здесь, я приду с другой стороны, — сказал итальянец.

— Хорошо, — дрожащим голосом ответил Руи.

Голос Руи дрожал оттого, что в эту минуту в голове его родился дьявольский план. Он подумал, что жизнь Лоредано теперь у него в руках. Для того чтобы избавиться от итальянца и овладеть его тайной, достаточно сделать одно движение ногой — доска неминуемо скатится в пропасть.

Но на это он никак не мог решиться, и удержала его отнюдь не совесть — он был слишком развращен: мысль о преступлении его не пугала. Просто власть итальянца над сообщниками была так велика, что Руи даже в такую минуту чувствовал ее на себе.

Это он помог Лоредано удержаться над пропастью, и он, Руи Соэйро, был волен спасти его или же столкнуть в бездну. Но он и теперь еще продолжал бояться итальянца.

Это было какое-то суеверное чувство. Авентурейро сам не мог понять, почему он вдруг струсил, но ужас этот становился навязчивым, превращался в кошмар.

Тем временем воображение рисовало ему несметные богатства, перед глазами искрились золото и драгоценные камни: блеск их его ослепил. Одно небольшое усилие воли — и он станет единственным обладателем баснословных сокровищ, тайной которых владел Лоредано.

Но именно решимости ему и не хватало. Два или три раза авентурейро порывался, повиснув на столбе, отпихнуть доску.

Наконец он поддался соблазну.