Гуарани

Пери схватил лук и повернулся, чтобы бросить взгляд на комнату Сесилии. Его охватила ярость.

Сквозь дверную щель оттуда струился свет. Спустя мгновение он увидел на листве дерева светлое пятно: это означало, что окно открыто.

Индеец заломил руки в отчаянии и невыразимой тоске. Он находился в каких-нибудь двух шагах от своей сеньоры, но разделявшая их дверь была заперта. А ведь в эту минуту ей, может быть, грозит смертельная опасность!

Что делать? Кинуться на эту дверь, сорвать ее с петель, разбить в щепу? Но может статься, что свет этот ничего не значит и окно открыла сама Сесилия?

Эта мысль немного его успокоила, тем более что не было никаких признаков тревоги: и в саду, да, должно быть, и в комнате девушки все было тихо.

Индеец кинулся к своей хижине и, цепляясь за пальмовые листья, перепрыгнул на ветку олео и пробрался к окну Сесилии, чтобы взглянуть, почему у его сеньоры ночью зажегся свет.

Кровь похолодела у него в жилах: сквозь открытое жалюзи он увидел спящую девушку и итальянца, который, открыв дверь в сад, направлялся к постели.

Крик отчаяния и страшной муки готов был вырваться у него из груди. Но индеец закусил губу и подавил в себе этот стон, превратившийся в едва слышный хрип. Потом, крепко обвив ногами ствол дерева, он приник к одной из ветвей и натянул тетиву своего лука.

Сердце его отчаянно билось. На мгновение его рука дрогнула; он боялся, как бы стрела не задела Сесилию.

Однако когда итальянец протянул руку, чтобы прикоснуться к девушке, он ни о чем уже больше не размышлял, ничего не видел, кроме пальцев этой руки, тянувшихся к его сеньоре; он видел только, что сейчас совершится страшное святотатство.

Стрела сорвалась, быстрая, стремительная, меткая, как мысль. Рука итальянца осталась пригвожденной к стене.

Только теперь Пери пришло в голову, что самое надежное средство парализовать эту кощунственную руку — ) поразить тот источник жизни, из которого она черпает силу, — умертвить человека. Вторая стрела пролетела повыше первой и неминуемо уложила бы итальянца на месте, если бы в это время он не скорчился от внезапной боли.

VI. БУНТ

Как только Пери все обдумал, он вскочил, снова отворил дверь, запер ее и пошел по коридору, который вел из комнаты Сесилии внутрь дома.

Он был спокоен — он знал, что Бенто Симоэнс и Руи Соэйро больше не причинят вреда, что итальянцу теперь не уйти и что все авентурейро, вероятно, уже проснулись. Однако он счел благоразумным уведомить обо всем случившемся дона Антонио де Мариса.

К этому времени Лоредано уже добежал до галереи, где его ожидало новое и страшное разочарование, окончательное крушение всех его замыслов.

Выскочив из комнаты Сесилии, итальянец кинулся на галерею, чтобы дать условный сигнал и, вернувшись уже хозяином положения, вместе со своими сообщниками похитить девушку и отомстить Пери.

Мог ли он знать, что индеец разрушил весь его план? Очутившись во внутреннем дворике, он увидел, что галерея освещена светом факелов, что все авентурейро на ногах и столпились вокруг какого-то предмета.

Подойдя ближе, итальянец увидел, что это — тело его сообщника Бенто Симоэнса, простертое на залитом водою полу. Глаза мертвеца выкатились из орбит, язык торчал изо рта, шея была в кровоподтеках. Судя по всему, его задушила чья-то яростная рука.

Бледное лицо итальянца приняло теперь зеленоватый оттенок; он стал искать глазами Руи Соэйро, но того нигде не было. Не иначе как гнев божий обрушился на их головы. Лоредано понял, что погиб и что спасти его может только самая отчаянная решимость. Безвыходное положение внушило ему дерзкую мысль: использовать в своих целях те самые обстоятельства, которые ему помешали; пусть постигшая его кара станет в его руках орудием мести.

Авентурейро, перепуганные и недоумевающие, переглядывались и перешептывались между собой, строя различные предположения по поводу гибели своего товарища. Одни из них были разбужены хлынувшей из бочек водой, другие, еще не успевшие заснуть, сразу повскакали с циновок. С громкими криками и проклятиями они зажигали факелы, чтобы узнать причину наводнения.

Тогда-то они и обнаружили труп Бенто Симоэнса. Изумлению их не было границ. Участники заговора трепетали, видя в этом начало возмездия; других, ни о чем не подозревавших, просто возмутило убийство товарища.

Лоредано заметил их смятение.

— Вы понимаете, что это значит? — спросил он.

— Нет! Нет! Ничего не понимаем! Коли знаете, объясните, — закричали все хором.

— Это значит, — продолжал итальянец, — что в доме завелась гадина, змея, которую мы пригрели у себя на груди. Теперь она пережалит нас по очереди, всех отравит своим ядом.

— Как так? Какая змея? Говорите!

— А вот какая, — сказал Лоредано, указывая на труп и на свою простреленную ладонь, — вот вам первая жертва, вот и вторая, которая спаслась только чудом. А третья… Где Руи Соэйро?

— Да, в самом деле! Где Руи? — воскликнул Мартин Ваз.

— Может быть, он тоже убит?

— За ним последует еще кто-нибудь, потом еще, до тех пор, пока нас не истребят всех поодиночке, до тех пор, пока все христиане до последнего не станут его жертвами.