Губкин

При этом исследование не должно ограничиваться изучением только того, что находится на дневной поверхности, оно должно вслед за буром спуститься в недра земли и там искать освещения и ответов на свои вопросы о деталях строения месторождения. Вместе с этим должен попутно изучаться вопрос о распределении нефти в месторождении и о водоносных горизонтах».

Такова методологическая установка Губкина, в наше время прочно вошедшая в практику. Нужно познать региональный характер отложений, чтобы не ошибиться при оценке локальных залежей. Есть в статье прелюбопытное наставление: «Геолог Должен присутствовать при начале промышленного бытия месторождения и при его жизни — в процессе эксплуатации. Только тогда он получит возможность изучить и понять это месторождение и давать полезные советы промышленным деятелям». Для современного геолога слова эти звучат дико банально! Неужели когда-нибудь кому-нибудь приходилось доказывать самоочевиднейшие истины? Однако приходилось, и потомки должны быть благодарны Губкину еще и за то, что он первый верно угадал великое значение геолога-практика (в начале века геолога рассматривали почти исключительно как представителя чистой науки) и первый страстно боролся за утверждение его в правах.

Последняя выписка из этой статьи: «…если мы стремимся постичь природу нефтяных месторождений, необходимо, чтобы по пути этого стремления геолог, химик и физик шли рука об руку, взаимно учась друг у друга.

Словом «физик» я не случайно обмолвился. Этим я хотел показать, что и для физика в нефтяных месторождениях есть вопросы, подлежащие изучению».

Не забудем: это 1916 год! Еще и слов тогда таких не существовало — «геохимия», «геофизика», — а Губкин приветственно распахивал объятия коллегам из смежных наук, предваряя содружество, которому суждено будет сбыться не меньше чем через четверть века.

Рассказывая о дореволюционных экспедициях Ивана Михайловича, мы старались (насколько позволял объем книги) предоставлять слово ему самому, используя для этого неопубликованную переписку. Сейчас, раскладывая по датам пожухшие странички почтовой старинной бумаги, кой-где подклеенные, кой-где подглаженные заботливой рукой Галины Ивановны, с острым и чуточку застенчивым интересом, каким всегда отзывается в сердце чужая жизнь, живая жизнь, запечатленная в посланиях к любимой женщине, может быть, даже запретных для постороннего (а некоторые губкинские письма прямо-таки ранят своей сокровенностью, интимностью), — со жгучим, повторяем, и стыдливым интересом следишь за извивами мыслей, забот, просьб. Вот самые ранние отправления. Сколько в них еще неизжитой тревоги, незабытых тяжелых переживаний запоздалой студенческой поры. Даже любование видом горных хребтов передано нервной рукой человека, жаждущего успокоения.

Досточтимые письма мужские!
Нет меж вами такого письма,
Где свидетельства мысли сухие
Не выказывали бы ума.
Пастернак

Бегут недели, месяцы… Зиму Губкин проводит в Петербурге, и не сразу вновь привыкает ходить по улицам. Шаг его слишком широк, Нина Павловна еле поспевает. Весной он опять уезжает и возобновляется временно прерванный поток этих восхитительных писем… Тон их становится все добродушней, меньше резкостей, колких замечаний о людях, с которыми приходится сталкиваться. Между тем в семью приходит достаток. В тринадцатом году, 14 сентября, Иван Михайлович решается попросить жену, правда, с некоторой робостью: «Абазов говорил мне, что наверху освобождается квартира типа квартиры Чарноцких. Если не доставит тебе затруднения — перемени нашу квартиру. Не жалей 50 рублей на проводку электричества, буду тебе бесконечно благодарен. Если же это для тебя будет сопряжено с большими затруднениями, оставь мою просьбу без последствий. Как-нибудь проживем и в этой квартире. В тесноте, да не в обиде. Я ни при каких обстоятельствах не выкажу своего неудовольствия. Я буду тогда уходить в Комитет, тем более, что он недалеко».

Квартиру сняли на Васильевском острове. Теперь у Ивана Михайловича появился свой кабинет. Когда хозяин уезжал, кабинет запирали, чтобы дети чего-нибудь не попортили и чтобы квартира не казалась слишком пустой и большой. В мае — июне запирали всю квартиру — Нина Павловна с детьми уезжала на дачу. Зимними вечерами Иван Михайлович писал в кабинете свои статьи и отчеты. Заходили его товарищи геологи из комитета и Горного института. Бывали и нефтепромышленники, искавшие совета или консультации. Их отношение к Губкину по мере роста его славы становилось все предупредительнее.

Письмо, отправленное в июне 1914 года (или 1915. Год не проставлен и предположительно установлен по названию географических пунктов. Не 1912–1913 и не 1916):