Читаем Губкин полностью

Губкин приезжал каждый год, последний раз в конце 1937-го. И каждый год находил что-нибудь такое, что радовало его. А гостеприимные бакинцы, жадно вглядываясь в лицо его, всякий раз находили повод для огорчения, которое, конечно, вовсе не собирались скрывать: «Дорогой, что такое?.. Иван Михайлович!.. Почему седина? Почему мешки под глазами? Ай!.. Слушай, совсем переезжай Баку, мы тебе дворец поставим!»

Когда он уезжал, всем становилось грустно.Прощай, Баку! Тебя я не увижу.Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.И сердце под рукой теперь больней и ближе,И чувствую сильней простое слово: друг.Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!Хладеет кровь, ослабевают силы…<p>Глава 44</p></span><span>Экран «Баку» (продолжение). О том, что и во взаимоотношениях с бакинцами не все всегда было гладко…

Однако не со всеми бакинскими нефтяниками складывались такие идиллические отношения, какие описаны в предыдущей главе. В 1933 году инженер Мирчинк, впоследствии выросший в крупного специалиста, опубликовал «свою» геологическую карту Апшерона. Трактовка им глубинного строения полуострова во многом расходилась с трактовкой Губкина. Некоторые слои, наличие которых установил Иван Михайлович, были на карте вообще «пропущены», отчего геологическая картина получилась искаженной. Веских доказательств, могущих подтвердить его правоту, Мирчинк не представил. Оказалось нарушенным «авторское право» Губкина: никто не вправе «зачеркивать» на карте пласт или даже давать ему другое название (так же, как никто не имеет права менять название звезды или минерала).

Иван Михайлович писал своему другу:

«15. V — 1933 г. Не согласен… с Вашим восхищением пятиверстной геологической картой. Вся моя научная компетенция и моя научная совесть горячо протестуют против нее в той части, где Вы принимаете номенклатуру и определение возрастов Мирчинка. Меня удивляет поголовный психоз, который охватил все, даже наиболее светлые головы, бакинских геологов. Как это поддались научному влиянию столь легкомысленного и неряшливого научного исследователя… Если бы Вы и Ваши товарищи внимательнее проштудировали мои работы и их выводы сравнили с тем, что пишет Мирчинк и К°, то Вам стала бы ясна вся нечистоплотность, с которою они оперируют в деле научного исследования. Прочитайте мои работы и посмотрите на Вашу карту… Куда же вы девали мои орбитоидовые слои[14], куда вы девали мою юнусдагскую свиту… А вот те, которые систематически и упорно борются против моих взглядов, борются не во имя истины, а по причинам иного порядка, а Вас делают невольным участником в этой борьбе, — эти лица отлично знают, что они творят и для кого они творят… Выходит, что нашлись счастливчики, которые, что называется, с одного удара молотка нашли и иноцерамов и орбитоид[15], определяющих меловой возраст ильхи-дага… Приехал на два часа — и сразу нашел такое количество данных, что можно топить материки или воздымать горы, устанавливать фазы тектонических движений, менять историю Земли в пределах миллионов лет».

В конце письма (мы приводим из него лишь выдержки) содержится энергичный, даже гневный отказ от какого бы то ни было публичного обсуждения. Иван Михайлович считал действия Мирчинка настолько недопустимыми с точки зрения научной этики, что полемикою с ним он бы себя только унизил.

Как видим, не со всеми бакинскими геологами складывались дружеские отношения. Даже с Серебровским случалось Губкину крепко схватываться. В письме к Варваре Ивановне (в августе 1927 года) Губкин сетует на размолвку и на тон, которым Александр Павлович изъяснялся: «Откуда такая злоба против меня? Я к нему всегда относился удивительно хорошо».

<p>Глава 45</p></span><span>Экран «Педагогическая деятельность». Московская горная академия.

Ее распустили в 1930 году: давно уж под одной крышей самостоятельно и мало между собой связанно обитало несколько институтов; они теперь обрели формальную самостоятельность. Одним из выделившихся институтов был нефтяной. Специальным указом ему присвоили имя его директора; в те времена такое было не редкость. Без всякого преувеличения: директор создал его сам, «своими руками»; да и один ли только этот? А Грозненский нефтяной? А Азербайджанский? Оба они тоже носят имя Губкина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза