Гугеноты

— Довольно, герцог, вы меня утомили, — пренебрежительным взмахом перчатки остановил Конде собеседника. — Мало того, что ваша выходка с гвардейцами переходит всякие границы дозволенного, так вы еще, кажется, возомнили, будто я готов уступить вашим нелепым требованиям. Запомните раз и навсегда, сир: вы не дождетесь от меня никаких обещаний! И уж тем более отчетов о моих похождениях и предметах воздыхания, ха-ха!..

— Что ж, будем считать, что вы все-таки вынудили меня… Ваше высочество! — предельно повысил голос маршал. — Я прилюдно объявляю вас беспринципным и отъявленным негодяем! Вы — позор Лувра!

Многочисленные свидетели словесного поединка двух высокопоставленных особ затаили дыхание.

Конде побагровел, выпучив налитые кровью глаза:

— Вы… вы только что публично оскорбили принца крови!

— Увы, сир, но, как выяснилось, среди принцев встречаются порой такие негодяи, каких не сыщешь и в толпе простолюдинов, — бесстрастно отозвался Монморанси.

— Вы подписали себе приговор, Монморанси! — злобно прошипел Конде и хищно оскалился: — Смертельного поединка вам теперь не избежать!

— Жаль, сир, что вы только сейчас это поняли, — сухо констатировал герцог.

— Я ненавижу вас, — процедил сквозь зубы Конде. — И с превеликим наслаждением вонжу клинок в ваше сердце!

— В таком случае я тоже поделюсь с вами заветным желанием, сир. Я намереваюсь обезобразить ваше лицо так, чтобы при виде его от вас разбегались даже самые никчемные девки Парижа.

— Довольно, милостивый государь! Место и время встречи!

— В Булонском лесу, завтра, на рассвете.

— Принимаю ваши условия с небольшой оговоркой. Я должен уладить кое-какие дела, ведь исход поединка неизвестен. Одним словом, мне понадобится два дня, не считая сегодняшнего. Значит, наша встреча состоится в пятницу утром, в Булонском лесу, сразу же за поворотом дороги.

— Я знаю это место, там есть отличная поляна.

— Еще два слова. Не желаете ли удвоить нашу пару или, может быть, утроить? [58]

— Мы не простые дворяне, герцог, а потому это вряд ли будет уместно. Но, впрочем, как вам будет угодно. У меня есть хороший боец для поединка, его зовут Матиньон; он же будет моим секундантом.

— Отлично, ваше высочество. У меня тоже есть хороший боец, и зовут его Лесдигьер. Смею надеяться, они доставят друг другу удовольствие. Будут ли с вами еще секунданты?

— Да, двое.

— Хорошо, я тоже возьму двоих.

И, поскольку Монморанси не трогался с места, Конде неторопливо направился в свои апартаменты, кивком головы простившись с баронессой и оставив ее в объятиях счастливого Лесдигьера.

Дома Лесдигьер спросил маршала, что заставило его прилюдно обвинять Конде? Чего проще было бы, во избежание поединка, поговорить с принцем наедине. Уяснив суть дела, Конде, можно быть уверенным, оставил бы баронессу.

— Это было бы наиболее разумным решением, — ответил Монморанси, — и дело, вероятно, не дошло бы до дуэли, но, к несчастью, мы с Конде давно уже испытываем взаимную не приязнь друг к другу. Одна из причин — быть ближе к трону французских королей, с которыми я и Конде в родстве. Другую знать вам незачем. Этот поединок назревал давно, мы оба ждали только подходящего случая. Теперь он настал, этот час. И еще. Вызвав его на дуэль прилюдно, я дал понять французскому дворянству, что семейство Монморанси радеет не только о сохранении мира в королевстве, но и о защите чести и достоинства любого, кто бы ни обратился к нему за помощью, от посягательств на него кого бы то ни было, пусть даже самого короля. Теперь все будут знать, что при дворе Карла IX нет места хамству, невежеству и вседозволенности, выходящей за рамки благопристойности и общепризнанных норм морали. Карающий меч всего этого — дом Монморанси!

Лесдигьер только вздохнул в ответ.

Глава 3 Меры, предпринятые отцом семейства для спасения жизни старшего сына

История эта наделала много шуму. К вечеру того же дня о ней говорил уже весь Париж. Католики от всей души желали смерти Конде, как главарю еретиков; гугеноты ругали на чем свет стоит Франсуа Монморанси и проклинали женский пол, от которого на долю их вождя выпало такое испытание. Екатерина Медичи ничего не имела против гибели Конде, ослабляющей партию протестантов, но отнюдь не желала смерти Монморанси; однако воспрепятствовать этой встрече она не могла, понимая, что эти двое все равно нарушат ее запрет, ибо дали один другому слово, которое ни один из них не нарушит даже под страхом смертной казни.

Что касается Анна де Монморанси, то он предпринял тщательные меры, едва ему доложили о происшествии в Лувре. Он схватил со стола колокольчик и позвонил.

Вошел дежурный офицер.

— Немедленно разыщите Шомберга! Достаньте его хоть из-под земли, но чтобы через четверть часа он был здесь!

Благодарение Богу, каждый в доме коннетабля знал адрес любовницы лучшего гвардейца Анна Монморанси, так что через треть часа запыхавшийся вконец Шомберг стремительно входил в покои своего благодетеля.