Гугландские топи

— Вообще-то приветствовать нас — удовольствие весьма и весьма сомнительное, сэр! Так что если вы действительно рады… Знаете, на вашем месте я бы непременно проконсультировался с хорошим знахарем! — С этими словами я прошествовал к окну, уселся на подоконник и отчаянно зевнул, даже не потрудившись прикрыть рот рукой. Нумминорих придал своей обаятельной роже максимально наглое выражение и тоже взгромоздился на подоконник, благо в кабинете коменданта было два окна — и два подоконника, соответственно. Сэр Капук Андагума и бровью не повел — можно было подумать, что за годы своей жизни в Гугланде он успел смириться с мыслью, что из столицы до его владений добираются только законченные хамы. Он невозмутимо развернул свое кресло таким образом, чтобы не сидеть к нам спиной и принялся наглядно демонстрировать нам свое гостеприимство.

— Вы удивительно быстро добрались сюда из Ехо, господа. Жаль, что вы не послали мне зов за пару часов до приезда: в этом случае вы смогли бы принять ванну и переодеться, не изнуряя себя утомительным ожиданием.

— Да уж, этот поступок не свидетельствует о нашей сообразительности! Рассмеялся я. — Что ж, значит немного поизнуряем себя «утомительным ожиданием» — так нам и надо! Скажите только: а у вас принято совмещать это самое ожидание с приемом внутрь разнообразных напитков вроде камры?

— Разумеется. — Комендант изобразил на своем лице выражение такого искреннего счастья, словно с детства мечтал угостить нас камрой, и вот сбылось, наконец-то! В кабинете тут же появилась какая-то шустрая леди неопределенной наружности и засуетилась возле стола. Через несколько секунд на столе стояло такое количество подносов, словно у этой непостижимой дамы была как минимум дюжина рук. Она отошла на несколько шагов, критически оглядела произошедшие на столе перемены, удовлетворенно кивнула и исчезла за дверью.

— Сэр Макс, сэр Кута, прошу вас. — Сэр Капук Андагума не поленился привстать с кресла, чтобы пригласить нас подвинуться поближе. Мы спрыгнули с только что согретых нашими задами подоконников и устроились в креслах напротив нашего гостеприимного хозяина.

— Считается, что мы должны выяснить, что за фигня творится с вашими подопечными, сэр Андагума. — Весело сообщил я, придвигая к себе кружку с камрой. Сделал глоток и скорчил недовольную рожу — надо сказать, это получилось у меня довольно неискренне: вообще-то напиток был вполне хорош. Немного хуже, чем в «Обжоре Бунбе», но значительно лучше, чем сомнительная субстанция, приготовленная по так называемому «классическому дворцовому рецепту», которой вынуждено ежедневно давиться наше многострадальное Величество в своем замке Рулх — очевидно, династии Гуригов с самого начала катастрофически не повезло с поваром, а со временем это успело стать традицией…

— Вам не понравилось? — Озабоченно спросил комендант.

— Да нет, ничего страшного. — Снисходительно откликнулся я. — И вообще, Магистры с ней, с вашей камрой! Вы мне лучше вот что скажите: вы-то сами догадываетесь, почему ваши заключенные внезапно стали такими шустрыми и повадились шастать по болотам вместо того, чтобы спокойно ждать конца своего срока? У вас же здесь нет ребят, осужденных пожизненно, и вообще сюда попадают сравнительно ненадолго: на дюжину лет, не больше. Я не ошибаюсь?

— Вы не ошибаетесь. — Сухо подтвердил комендант.

— Может быть вы стали их плохо кормить? — Весело предположил я. — Или в их камерах завелись привидения? Честно говоря, я буду рад любой версии, которая покажется моему начальству мало-мальски логичной: меньше всего на свете мне сейчас хочется сидеть в ваших болотах до Последнего Дня года!

— Я понимаю. — Сочувственно согласился комендант. Ни одна черточка не дрогнула в его лице, и даже взгляд остался вежливо равнодушным, но мое чуткое сердце сладко замерло: я понял, что сэра Андагуму охватило неописуемое облегчение: кажется, я был достаточно убедителен, разыгрывая роль отупевшего от постоянного осознавания собственной важности столичного начальника, для которого необходимость инспектировать какую-то дурацкую каторжную тюрьму была не только противной работой вроде мытья посуды, но и почти смертельным оскорблением…