Гуго Коллонтай

Однако знаменательным было то, что абсолютный универсализм гуманизма Коллонтая сочетался с убеждением в важности качественной дифференциации культур в пространстве и времени, а также то, что в связи с этим он прилагал усилия, подобно философам французского Просвещения, для «поиска конкретного человека». Эта теоретическая программа в творчестве Коллонтая была соединена с практическими постулатами патриотизма и позицией симпатии к чужим культурам, со стремлением понять как бы изнутри своеобразные отличия и неповторимость национальных культур.

Теперь можно подвести итоги предпринятой в этой главе попытки представить наиболее общие положения философии Коллонтая. Отметим сразу, что вопреки сложившимся мнениям старой философской историографии Коллонтай отнюдь не отказывался от разработки собственной системы общих взглядов на мир и человека якобы в угоду религии. Он создал отчетливо независимую от религии собственную метафизику, которая явилась решительным отходом от религиозного мировоззрения и переходом на позиции светского философского мировоззрения.

Теоретические позиции Коллонтая позволяют однозначно определить его как последовательного представителя того интеллектуального направления, которое задавало тон этой эпохе во всей Европе и которое сейчас прямо определяют как «партию философов». В духе программы данной партии система теоретических взглядов Коллонтая была направлена на всестороннее освобождение науки и образования, истории и политики и, наконец, самой философии от зависимостей, которые связывали и тормозили их развитие, а именно от зависимостей, созданных традицией церковного господства и шляхетского партикуляризма в культуре.

Коллонтай был одним из тех мыслителей, деятельность которых воплощает в себе скачок в польской культуре, совершенный во второй половине XVIII в. от упадка «саских времен» к расцвету времен Станиславовых. Этот скачок вернул заново польской культуре место полноправного партнера в Европе и в мире, явившись одновременно благодатной основой того романтического взлета польской духовной культуры, который, как это ни парадоксально, принесут те времена, когда Польша перестанет существовать как государство. Философия Коллонтая вошла в классическое наследие польской национальной культуры.

С этой точки зрения особое значение имели успешные усилия Коллонтая по формированию польского языка как современного языка польской науки и философии. Уже в начале своей общественной деятельности, протекавшей под покровительством Эдукационной комиссии, Коллонтай сформулировал программу подъема польского языка до уровня полноправного и точного средства научного выражения. Его собственные достижения в этой области, содержащиеся прежде всего в «Физическо-моральном порядке» и «Критическом разборе», высоко ценил Я. Снядецкий. Оба этих теоретических трактата Коллонтая были практической демонстрацией совершенной точности польского языка как языка науки и философии на тогдашнем европейском уровне. Конечно, научная терминология современного польского языка богаче, дифференцированнее, но в принципе, читая Коллонтая, мы находимся в мире доступных нам терминов и представлений. Чтобы в этом убедиться, достаточно напомнить еще раз его определение философии, которое было одним из первых на польском языке: «Истинная философия является последним результатам всех физических наук; она, без сомнения, начинается там, где кончаются они, и ее нельзя рассматривать иначе, как самый зрелый плод разума». Сегодня можно соглашаться или не соглашаться с этим определением, но все же следует признать, что оно подсознательно близко нашим восприятиям, сформулировано отчетливым, разговорным и правильным языком. А ведь сам Коллонтай хорошо помнил не столь уж отдаленные времена, когда философия в Польше излагалась исключительно на латыни. Эта великая перемена была делом Коллонтая и поколения его ровесников.

Трудно возразить против мнения, что философской программе Коллонтая был свойствен своего рода «минимализм», поскольку его собственные заявления по этому вопросу привели некоторых исследователей к трактовке его взглядов в духе чистого эмпиризма. Смысл этого «минимализма» можно понять надлежащим образом только в контексте борьбы Коллонтая против «максималистской» схоластической метафизики. Ведь отрицание Коллонтаем философской традиции все же не означало у него отрицания философии. С другой стороны, эта эмпирическая, или минималистская, черта сочеталась с некоторой общей тенденцией стиля философствования Коллонтая. Так, при разработке философии он стремился освободиться от догматических позиций. Для него не столь уж важными являлись истины метафизики, сколь емкая и основательная философская культура. Коллонтай не хотел упорно настаивать на определенных тезисах, догмах и т. д.; в то же время он стремился сохранить определенную методологическую основу, приемлемую для разума и критическую, принимающую меры предосторожности от явной либо скрытой нелепости, претендующей на истину.