Гуго Коллонтай

Может ли мыслить материя? И вообще существует ли ответ на вопрос, что является субъектом мышления? «Что касается внешних и внутренних чувств, то я еще не осмеливаюсь принять сделанного мне замечания о том, чтобы назвать их инструментами, входящими в состав тела. Потому что в теории о материи мне не удается открыть путем анализа самопроизвольного движения (simultan cursus). Поэтому я не могу приписать и телу такого движения, тем более я не могу приписать телу способность узнавания, разузнавания, создания представлений, запоминания, желания. Если бы даже кто и убедил меня в этом, то соответственно моей теории я не хочу объясняться в данном месте на тему о том, что я думаю о душе. Поэтому я выбрал язык, употребляемый в логике и известный всем в обыденной речи. Однако без полемики был бы рад поговорить обо всем этом» (30, 232). Здесь приведен фрагмент ответа Коллонтая на замечания неизвестного читателя «Подготовительных материалов», который, очевидно, отстаивал более радикальную точку зрения, чем сам автор. Как видно из этого ответа, точка зрения Коллонтая не является окончательной. Он еще «не смеет», по его признанию, принять тезис, что мышление является одним из свойств соответственно организованной материи.

Хотя одновременно он говорит, что на эту тему он не хочет формулировать более конкретно свой взгляд в названном сочинении и был бы рад по этому вопросу поговорить «без полемики», спокойно.

Колебания Коллонтая, касающиеся ответа на вопрос о субъекте мышления, выразительно свидетельствуют о том, что его философские взгляды были открыты и что он был готов поднять наиболее смелые теоретические проблемы; они свидетельствуют также об эволюции его взглядов. Так, в 1796 г. он писал: «…сила мышления является отличительной от мозга и от нервной системы. Это мое представление я высказываю не с той целью, чтобы спорить с материалистами, но потому, что к нему меня привели прямые выводы» (18, rkps 229). С момента высказывания этой точки зрения в его взглядах свершилась определенная эволюция, хотя решительного материалистического ответа на вопрос, поставленный некогда Дунсом Скоттом, Коллонтай никогда не давал.

Не останавливаясь подробно на причинах такого сочетания элементов материализма и идеализма в теории познания Коллонтая, отметим только, что уровень науки того времени, а также господство метафизики сыграли немалую роль в колебаниях польского мыслителя. Так, например, Я. Снядецкий в своих замечаниях к «Критическому разбору» упрекал Коллонтая, что, приписывая материи «самопроизвольное движение», тот впадает в ошибку, поскольку это противоречит установкам естественных наук. Действительно, нельзя приписывать материи способность мышления, поскольку она не имеет свойства самопроизвольного движения.

Таким образом, взгляды Коллонтая по вопросу об уровнях познания вращаются в кругу названных выше противоречий. С одной стороны, он сводит рациональное к чувственному, понятие — к ощущению; с другой стороны, видя недостатки этого метафизического упрощения, он пробует показать их различия и несводимость друг к другу. Но здесь его поджидают ловушки идеалистической традиции.

Однако было бы неверно выдвигать на первый план недостатки его взглядов по вопросам теории познания. Главное заключается в том, что творчество Коллонтая является наиболее глубокой и наиболее развитой (по сравнению с другими представителями польского Просвещения) гносеологической рефлексией. Его взгляды в этой области оказали стимулирующее влияние на направление и темпы развития науки и философии в Польше в период Просвещения и позднее, так как они принесли с собой теоретическое обоснование и способствовали распространению тех позиций новой методологии и новой гносеологии, которые в борьбе против схоластики сформировались к концу XVIII в. как доминирующие в польской духовной культуре. Влияние Коллонтая на эти процессы оказалось наиболее сильным также и по той причине, что в его лице удачно сочетался мыслитель, ученый, активно боровшийся за прогрессивные социально-политические изменения, с выдающимся организатором науки и просвещения. Это давало ему большие возможности внедрения в исследовательскую и преподавательскую практику благотворных для развития науки и философии идей. Кроме того, нельзя забывать, что Коллонтай включил в свои рассуждения о познании важные вопросы, касающиеся роли ощущений и мышления.

Глава V. Мир и человек

ассмотрим наиболее общие положения мировоззрения Коллонтая, и прежде всего вопрос, каким образом он решал основные проблемы философии, касающиеся той сферы, которую обычно называют онтологией (либо метафизикой в одном из значений этого слова).

По мнению ряда польских авторов, писавших о философии Коллонтая, выделение такой сферы его философских исследований является необоснованным. В частности, с точки зрения представителей польской буржуазной историографии З. Дашинской-Голинской и Е. Гергелевича, как уже упоминалось, Коллонтай был «антифилософом» в позитивистском смысле и не имел собственной метафизики.