Гук - снежный человек

— Они за грибами не ходят, — вставил Виктор, — им их домой приносят.

— Вот видишь, — сказал Гук, — больные люди, ходить не могут.

— И потом, — добавил Виктор, — там не за, а против буржуев говорится, так что они у вас это точно не купят.

— Да, — почесал за ухом Хмырь, — что ж мне с ними делать? Может киоск обклеить?

— Лучше нам отдай, а то забредет какой-нибудь выздоровевший буржуй, а у тебя ругательства по всему ларьку. Хорошо получится?

— Да-а, — почесал за ухом Хмырь, — неудобно.

— А я тебе желудей занесу попозже.

— За что? Не нужно мне ничего за ругательства. Так забирайте. Пусть буржуи меня добрым словом помянут. Этого будет достаточно.

— За буржуев не поручусь, а желуди я тебе все равно занесу, просто так.

— Просто так заноси, — согласился Хмырь. И, отдуваясь, нагнулся под прилавок, чтобы вытащить пачки с листовками.

— И еще вот эту литературу мы у тебя покупаем, — Гук взял дядин очерк, — за две репы Принесу попозже.

— За половину, — поправил Хмырь, — все равно кроме вас никто не купит.

Виктор с Гуком собрали свою литературу и направились по потайному малиновому ходу с поляны. Малина нависала над ними колючим сводом и внизу царил таинственный зеленый полумрак. С обоих сторон вставали колкие стены. В переплетении стеблей настраивали свои волынки цикады.

— Прогорит он с такой торговлей, — сказал Виктор, подумав.

— Не прогорит, не дадим, — ответил Гук.

Если бы у Виктора не были заняты руки, он обязательно ухватил бы на ходу ягодку-другую. Вдруг тоннель кончился, забрезжил свет, и они попали на маленькую опушку, в центре которой стоял величественный дуб. На дубе что-то медленно, но взволнованно колыхалось. Что-то лохматое и черно-белое.

Оно подавало печальные звуки, от которых хотелось плакать. Гук поставил связку листовок и медленно обошел дуб с восточной стороны. Виктор тоже поставил свою и подошел ближе. В развилке дерева, метрах в трех над землей, висел Храпатун. Он медленно поводил лапами, как будто куда-то плыл и заунывно подвывал. В полуметре от его носа висел крупный желтый желудь.

— Ты чего там делал? — спросил Гук.

— Я-а-а-а-а! — завыл Храпатун. Начало было знакомым. — Я-а-а-а же-е-елу-у-дь хотел сорва-а-ать!

— Ну и кто так рвет желуди? — с усмешкой спросил Гук.

— Я-а-а-а! — ответил Храпатун и зарыдал. — Я за ним протискивался, протискивался и, когда уже совсем было протиснулся, так затиснулся, что вытеснуться уже не мо-о-о-о-г! — Рыдания Храпатуна перешли в сплошной вой.

Гук огляделся, подхватил толстую палку и, растворившись в мелодию, полетел к развилке. Через секунду он оказался на дубе.

— Вдохни! — скомандовал Гук.

— Не могу-у! — ответствовал Храпатун.

— Вдохни, если не собираешься здесь висеть всю жизнь. Если у тебя другие планы, тогда не вдыхай. Храпатун по-страшному выпучил глаза и со свистом втянул воздух. Гук сунул в развилку палку и заклинил стволы.

— А теперь выдыхай!

Храпатун выдохнул, тряпочкой выскользнул из развилки и мешком полетел вниз, чуть не упав на еле отскочившего Виктора. Гук трелью слетел вниз.

— Ты бы сшибал их что ли. А-то все время так висеть будешь, — он протянул Храпатуну тот самый крупный желудь.

Храпатун взвизгнул от радости, сунул желудь за щеку и, что-то напевая, поскакал с опушки. Память у него была чрезвычайно коротка.

— Скоро опять откуда-нибудь доставать придется, — вздохнул Гук, глядя ему вслед, затем поглядел на солнце, рубиновыми кусочками видневшееся меж верхушек сосен и проговорил:

Солнце красное верхами
круглисто палится.
Тучность облачными мхами
перисто волнится.
Пушноиглая сосна
засоснилась густо.
Сообщает мне она
радостные чувства!

Гук весело повернулся к Виктору. Тот заулыбался. Стих ему показался великолепным. А потом они собрали полную рубашку желудей, которую Виктор завязал узелком, и, отягощенные увеличенной ношей, прошли они ромашковой прогалиной и очутились перед корявым огромным буком.

— Это мой дом, — сказал Гук, — заходи.

Он отворил дверь, сливавшуюся с корой бука. Виктор вошел в светлую комнатку. Ничего прекраснее он не видел. Тут были стульчики, плетеные из березовой коры. Стены были украшены сушеными веточками вербы и кленовыми листами. На полу лежали узорчатые циновки, плетеные из сухой осоки. Даже окошко было — слюдяное! Но самое главное — камин! Настоящий камин, сложенный из серых булыжников, сверху которого располагалась лежанка, великолепная лежанка, устланная сухой соломой и еловыми ветками. Как здесь, наверное, было здорово лежать в тепле, когда на улице завывал и стучал в слюдяное окошко холоднющий, колючий ветер! И потягивать чай с прошлогодним шиповником, смородиновым листом!..

А на стенах висели вырезки из «Литературной газеты». Они были аккуратно оформлены рамочками из веток. Над дверью висел великолепный звонок, сделанный из пустой банки от томатной пасты.

— Вот это да! — выдохнул наконец из себя Виктор.

— Да, — согласился Гук, — оглядев свое жилище, — мне тоже нравится.