ГУЛАГ

С конца 1970‑х андроповский КГБ произвел много арестов и повторных арестов. По указаниям председателя неуступчивым активистам нередко давали второй срок по отбытии первого, как в сталинские времена. Членство в какой-либо из Хельсинкских групп – диссидентских организаций, следивших за выполнением Советским Союзом Хельсинкских соглашений, – стало верной дорогой в тюрьму. За 1977–1979 годы было арестовано двадцать три члена Московской Хельсинкской группы, семеро были высланы за границу. Юрий Орлов, возглавлявший Московскую Хельсинкскую группу, находился в лагере и ссылке всю первую половину 1980‑х годов[1918].

Арест не был единственным оружием Андропова. В первую очередь он стремился отпугнуть людей от участия в диссидентском движении, и поэтому размах репрессий сильно увеличился. Даже те, кого всего-навсего подозревали в сочувствии движениям за гражданские права, за религиозную или национальную свободу, могли потерять очень многое. Подозреваемых и членов их семей могли лишить не только должности, но и профессионального статуса. Их детям могли закрыть доступ в университеты. Можно было остаться без телефона, возникали трудности с пропиской, ограничения на поездки за границу[1919].

К концу 1970‑х андроповские многоуровневые “дисциплинарные меры” привели к тому, что движение инакомыслящих внутри страны и те, кто поддерживал его за границей, разделились на небольшие, непримиримые и зачастую с недоверием относившиеся друг к другу группировки. Одну составляли правозащитники, за судьбой которых пристально следили “Международная амнистия” и подобные ей организации. Другую – диссиденты-баптисты, которых поддерживала международная баптистская церковь. Были различные национальные движения – украинское, литовское, латвийское, грузинское, которым оказывали помощь соотечественники-эмигранты. Были турки-месхетинцы и крымские татары, депортированные при Сталине и добивавшиеся возвращения в родные места.

Возможно, самой заметной группой диссидентов, пользовавшейся поддержкой Запада, были отказники – советские евреи, которым власти отказали в выезде в Израиль. Ставшие широко известными благодаря принятой в 1975 году Конгрессом США поправке Джексона – Вэника, которая связала торговый статус СССР по отношению к Соединенным Штатам с вопросом об эмиграции, отказники оставались предметом серьезной заботы Вашингтона до самого распада СССР. Осенью 1986‑го на встрече с Горбачевым в Рейкьявике президент Рейган лично предъявил советскому руководителю список 1200 советских евреев, желающих выехать из страны[1920].

Все эти группировки, арестованных членов которых теперь держали отдельно от уголовников, были обильно представлены в советских лагерях и тюрьмах. Как политзаключенные прошлых лет, люди объединялись в сплоченные организации по национальному или идейному признаку[1921]. К тому времени лагеря стали своеобразным средством установления связей, чуть ли не школой диссидентства, где политзаключенные могли находить себе единомышленников. Часто представители разных народов – литовцы, латыши, грузины, армяне – вместе отмечали национальные праздники друг друга и рассуждали о том, кто первый добьется независимости[1922]. Завязывались отношения и между поколениями: прибалтийцы и украинцы получали возможность встретиться с националистами прежнего “призыва”, с антисоветскими партизанами, сидевшими еще с первых послевоенных лет, с теми, о ком Буковский писал: “Ведь жизнь их приостановилась, когда им было лет по двадцать. <…> По воскресеньям летом они выползали на солнышко с аккордеонами – играли мелодии, которых уже не помнят у них дома. Жуткое это было зрелище. Действительно, будто в загробное царство спустился”[1923].

Старшим зачастую трудно было понять младших. “Они все еще жили психологией 1940‑х годов – партизанской психологией. Уж если такой массе народа не удалось добиться освобождения с оружием в руках – то какой смысл писать бумажки?”[1924] Но старики все еще были способны воодушевлять молодых своим примером. Такие встречи способствовали формированию людей, которые во второй половине 1980‑х организовали национальные движения, внесшие вклад в распад Советского Союза. Вспоминая два года, проведенные в лагерях в начале десятилетия, грузинский активист Давид Бердзенишвили сказал мне, что таким, как он, гораздо труднее, чем сидеть, было бы служить в советской армии.

Упрочились не только личные связи, но и контакты с внешним миром. Это очень хорошо иллюстрирует “Хроника текущих событий” за 1979 год. Она содержит, помимо прочего, подробный датированный рассказ о жизни штрафников в лагере Пермь‑36:

13 сентября. Жукаускас обнаружил в супе белого червяка.

26 сентября. Он же нашел у себя в миске темное насекомое 1,5 см длиной. Находка тут же была предъявлена к-ну Нелиповичу.

27 сентября. В камере № 6 (ПКТ) зафиксирована температура +12 °C.

28 сентября. К-н Федоров обещал поднять температуру до +18 °C.