ГУЛАГ. Паутина Большого террора

Каждому лагерю, где бы он ни находился, — близ Магадана, Воркуты или Норильска — предписывалось организовать центральный штрафной лагпункт. Часто такой лагпункт был, по существу, очень большой тюрьмой, которая, согласно инструкции, создавалась

«в наиболее отдаленном от населенных мест и путей сообщения районе с обеспечением усиленной изоляции и охраны, причем охрана комплектуется из особо проверенных, дисциплинированных и хорошо знающих службу стрелков из вольнонаемного состава».

В центральных штрафных лагпунктах были как общие, так и одиночные камеры (карцеры). Последние находились в специальном помещении и предназначались для «особо злостного элемента». На работу из карцера не выводили. Запрещались прогулки, пользование табаком, бумагой, спичками. И это помимо накладываемых и на обитателей общих камер «обычных» запретов на переписку, получение посылок и свидания[830].

Существование ШИЗО, казалось бы, противоречило общим экономическим принципам ГУЛАГа. Особые помещения, особая охрана — все это требовало расходов. Не выводить заключенных на работу — прямой убыток. Однако, с точки зрения лагерного начальства, ШИЗО были необходимы, и дело тут не столько в желании причинить зэкам дополнительные страдания, сколько в обширных и многообразных усилиях с единой целью — заставить их работать изо всех сил. Как и штрафной паек, штрафной режим должен был пугать потенциальных отказчиков; он, кроме того, был наказанием для тех, кто совершал лагерные преступления, такие как убийство или побег.

Поскольку эти два типа нарушений, как правило, совершались разными категориями заключенных, в некоторых лагерях ШИЗО приобрели особые черты. С одной стороны, там содержались блатные, куда больше, чем «политические», склонные к убийству и побегу. Со временем, однако, там становилось все больше зэков совсем иного типа — бескомпромиссных верующих («религиозников»), которые из принципа отказывались работать на сатанинскую власть. В Потьме, где содержалась Айно Куусинен, начальство выстроило особый штрафной барак для верующих русских женщин, которые

«отказывались работать в поле, громко молились и пели. В лагере их прозвали монашками».

Еду им носили в барак; охранник водил их два раза в день оправляться.

«Иногда появлялся с плеткой комендант, и из барака доносились стоны и крики. Обычно монашек били по голому телу, но ничего не добивались — они продолжали молиться и соблюдать пост».

Потом женщин увезли. По словам Куусинен, их скорее всего расстреляли[831].

В ШИЗО попадали и другие категории отказчиков. Само существование штрафных изоляторов давало заключенным выбор: либо работать, либо попадать на определенный срок в ШИЗО, где тебя очень скудно кормили, где ты страдал от холода и многих неудобств, но зато не изнурял себя работой в лесу или забое. Лев Разгон приводит историю графа Тышкевича — польского аристократа, который, оказавшись в сибирском лесозаготовительном лагере, стал категорически отказываться от работы.