– ...идет наш удалец по каленым камням – тут смола кипит, там червь шипит. Над пеклом грехи людские вьются, адов пламень раздувают. Братоубийца падает на острие меча, меч под ним свертывается. Черти возят воду на опойцах, быки жуют бороду жадному хозяину. Сидит на цепи двуголовый монах – одна голова смеется, другая – плачет. Скучно стало удалому, на такое глядючи. Тяпнул он вместо горилки ковш горячей смолы, схватил головяшку и давай чертей крушить! Черти в страхе кинулись от него какой куда и потоптали многих грешников. Нарвал казак хвостов у чертей, навязал хвосты веревкою, по той веревке и вылез из преисподни, да еще сколько грешных душ, что за него понацеплялись, за собой выволок...
Ломая тишину
затрещали кусты
из кустов трепетный голос:
– Братцы...
– Кто таков? – испуганно окликнул Игренька и выхватил саблю; в отсвете огня она так ярко пересверкнула, что Бусыга проснулся и – за дубину:
– Свят, свят...
И тогда уже все трое спросили хором:
– Кто?
– Я.
– Да кто ты?
– Заруба.
– Врешь?
– Пра!
Из-за кустов вышел лохматый, ободранный, в котором караульные признали товарища, но:
– А ну, перекрестись!
Заруба перекрестился.
– Читай молитву!
– Богородица, дева, радуйся... Братцы!
– Ты один?
– Один.
– Где растерял товарищей?
Заруба опустился около огня и вытянул босые, в кровь ободранные ноги. Лохмотья еле прикрывали его наготу. На месте начисто срезанных ушей чернели дыры.
Стан проснулся, – спали по привычке вполглаза, – люди сошлись к костру слушать вернувшегося из Сибири подсыльщика.
Вот что, можно думать, рассказал Заруба: