Читаем Гуляй Волга полностью

Там, старыми степными шляхами, в тучах вихрящейся пыли с гиком и визгом летела крымская орда для губительного удара.



Там, от лихости воеводы народ разбежался, и его, государев, город остался пуст.



Там, с далеких наволжских становищ, бесовская сила подняла и замешала покоренные племена кочевников, и они, преступя многие клятвы, уже седлали коней и клинками высекали искры мятежа. [32/33]



Там, соседствующие страны, поддавшись дьявольскому наваждению, замышляли против Москвы недоброе.



Там, знатные потомки удельных князей, таясь воровски по углам, раскидывали тенета заговора; да они ж, сбежав в чужие земли, ярились оттоль, лаяли и всяко поносили своего государя.



Там, буйствующие казачишки, колеблясь в вере и свожжавшись с разноязычным сбродом, шли на города русские с разбойным приступом...



Печалился царь Иван о неустроении царства своего и все придумывал, как бы сотворить земле русской приращение, прибыточную торговлю со всякими странами завести и веру православную распространить, дабы возвеличилась Русь над всеми народами и языками.



На холмах лепились сторожевые городки, посады и слободки, бревенчатыми стенами да рвами обнесены.



Плутала Русь в лесах и болотах. Качали ее ветра, секли дожди, заметали злые сиверы.



Облачившись в смирные одежды, в слезах молился царь. Деньги и дарующие грамоты по городам рассылал; сам ездил по монастырям, богадельням и тюрьмам, кормя из рук убогих, прокаженных и злодеев; да по цареву ж указу царевы холуи развозили на телегах по улицам московским милостыню.



Лились звоны печальные



галчиный крик...



Но скоро, по слову летописца, возненавидя грады земли своея, скакал царь с опричниками по дорогам русским и в исступлении ума крушил города, жег деревни, побивал и топил множество народа и неугодных вельмож. Так в лето 1570 года были подняты на меч Клин, Тверь, Псков и Новгород.



В страхе и трепете, подплыв кровью, лежала земля русская.



В кремлевских же палатах жарко горели свечи, гремели песни подблюдные, плясали девы наги. Веселился царь, веселились и его согласники, а на помостах стучали топоры, рубя – и черным людишкам, и попам, и боярам – головы.



Из Москвы на всю страну шла гроза и милость царская.



Войны, то затихая, то разгораясь, велись беспрерывно из года в год.



Под звоны колокольные полк за полком и рать за ратью гнала Москва...



С разудалой песнью и пьяною слезою выступали пеши, выступали конны...



– Прощай, прощай, Москва!



Далеко вослед уходящим несся плач и стон, и долго со стен кремлевских знатные москвичи махали шапками.



– Час добрый, братцы, спаси Христос!



Заранее чая иноземной торговли посрамление и прикидывая в уме грядущие барыши, расходились купцы по лавкам.



Ратники же, миновав заставы и слободки, все еще оборачивались [33/34] и, бормоча во хмелю слова молитвы вперемежку с руганью, крестились на церкви.



Дружины, позатираясь на дорогах от множества, валом валили на крымцев, из лесов муромских выходили на казанцев, за Смоленском встречались с ляхами и литовцами.



С иконами на древках и с хоругвями, развеваемыми ветром, под свист и брань бросались дружины на приступ, и, опрокинутые встречным потоком картечи и копьем рыцаря, разбегались дружины по степям, лесам, болотам, где и мерли и мерзли от наготы, духоты и бескормья.



Не раз русские были биты, и сами бивали.



Многие языки, как потоки, вливались в русскую реку, увеличивая мощь и многоводность этой реки.



Шумели над Русью беды.



Набеги кочевых орд и пожары опустошали страну. Моровые поветрия, голод и жесточь правителей истребляли народ, но народ был молод и неистребим, как трава.



Большего давил набольший, большие ехали на середних, середние обдирали меньших. Меньшие же, черные людишки, жили по пословице: «Не страшно нищему, что деревня горит – взял сумку да пошел». И когда становилось невмоготу, сбивались лапотные людишки в шайки и брели куда глаза глядят, кормясь бурлачеством, разбоем и войнами.



Дика стояла земля



жил на ней дикий народ



управляемый дикими властителями.



Царь за всех думал, князья и люди ратные воевали, а мужики пашню пахали, траву косили и всякие дела делали, – исстари крепка стоит Русь горбами мужичьими.





6





Валила по Волге волна волговая, мыла вода желты пески, кусты со кустами споласкивала. Ветры трепали березу, рябину. Раздували ветры дубравы зеленые.



Берега пусты, леса густы.



На перекатах, на быстрой воде, в лямочных хомутах хрипели, бились бурлаки.


Вы, робята, не робейте!



Свою силу не жалейте!..



Э-э, дубинушка, ухнем!



Эх, зеленая сама пойдет!



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



идет... [34/35]



Сама пойдет



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



идет...



С баржи – прикащик!



– Оравушка, бери дружно!



Запевала заводил:



На лугу стоит Васёнка,



Ищет, ищет с поросенка...



        Подхватывали:




Дубинушка, ухнем!



Зеленая сама пойдет!



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Сама пойдет.



Пошла



пошла...



Пошла



пошла...



Пошла



пошла...



С баржи – купец:



        – Робятушки, старайся!




Вел ватагу гусак:



– Не засарива-а-ай!..



В хвосте ватаги – косной:



– В ногу!



Эх ты, тетенька Настасья,



Раскачай-ка мне на счастье...



У-у, дубинушка, ухнем!



У-у-у, зеленая, сама пойдет!



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



пойдет...



Сама пойдет,



Идешь



пойдешь...



Не хошь –



Перейти на страницу:

Похожие книги